Анна вдруг прильнула к Дэниелу. Тот обнял ее за плечи. Она начала плакать.
— Я не выдержу встречи с ним. Ощущение такое, будто это я совершила что-то непотребное. Я не смогу взглянуть ему в глаза.
— Тогда вам не следует здесь оставаться. Позвольте я отвезу вас в Блэкни.
— К Джинни? Нет, уже поздно… Кроме того…
— Она не станет вас расспрашивать, вы же знаете.
— Дэниел, вы сами в это верите?
— Я оптимист, — сказал он. Его лицо было угрюмым и серым, словно он резко постарел за один вечер. — Тогда поехали в мою квартиру. Возьмите с собой самое необходимое. Лишняя кровать у меня есть. Вам будет удобно.
— Да, отвезите меня к себе, пожалуйста. Я хочу уехать отсюда до возвращения Ральфа. Я должна уехать. — Анна медленно направилась в глубь дома. — Буду готова через пять минут.
Складывая вещи — зубная щетка, ночнушка, перемена одежды, — она вспоминала полицейскую из Элима, которая растолковывала, что брать, а что оставить. Наверное, сейчас эта строгая женщина была бы кстати, уж слишком суетливо и беспомощно двигалась Анна, бесцельно водя руками по вещам.
Снизу донесся голос Дэниела, разговаривавшего по телефону:
— Нет, Кит, не думаю, что ей лучше поехать к тебе, иначе придется что-то объяснять Бекки, а твоя мать не в том состоянии… Слушай, я понимаю, но вам с Эммой надо потерпеть… Уже очень поздно, завтра все решим… Да, в Блэкни. Почему нет? Она хочет оказаться подальше от Ральфа.
«Строят планы насчет меня за моей спиной, — сказала она себе. — Как если бы я заболела и оказалась прикованной к постели. Или покалечилась. А разве не так?» Ей представилось, как они с Ральфом, два уставших, увечных животных, бредут вместе под ярмом, несут свое бремя, ходят кругами…
В машине она заплакала. Проулки были темными, с деревьев капало, в свете фар мелькали лужи. Путешествие длиной в полчаса растянулось словно на век. Холт выглядел заброшенным, лишь тускло светились витрины нескольких магазинов; дверь паба была закрыта. Дэниел припарковался, выскочил из машины, чтобы помочь Анне. Помощь ей действительно требовалась. Она бессильно повисла на его руке.
— Тучи расходятся, — сказал он, поглядывая на небо.
— Верно. — Анна потерла пальцами лицо, попыталась улыбнуться.
Дэниел позвенел ключами. Затем ночная тьма отхлынула под напором ослепительно яркого, жесткого электрического света. Анна кое-как поднялась по крутой лестнице, заметила сквозь стеклянную дверь смутные очертания чертежных досок.
— Нам на самый верх, — пояснил Дэниел.
— Вы очень добры, спасибо.
— Не стоит благодарности.
Лестница привела в просторную комнату с высоким потолком и с минимумом обстановки: стены голые, штукатурка намеренно содрана, потолочные балки на виду, пол тоже голый, натертый. На полу два темных лохматых пятна — циновки или коврики, с геометрическими узорами, неброского оттенка. Летающие ковры, подумалось Анне. Никакого нагромождения мебели, только разные приборы, которые так обожают молодые мужчины; окон нет, световой люк в потолке, сквозь него сочится ночь.
Анна постояла, оглядываясь.
— Кит никогда мне не рассказывала об этом.
— Для меня это способ быть снаружи, оставаясь внутри. Кит сюда заходила от силы разок-другой.
— Понятно. Я понимаю, о чем вы.
— Вам нравится?
— Очень. — Чем не способ избавиться от сложностей жизни? — А обогрев у вас есть?
— Есть, но хилый. Нельзя получить все сразу. Хотите умыться? — Анна кивнула. Села на кушетку, а Дэниел принес ей тазик с водой, вату и кремовое полотенце. Присел рядом, будто ее не следовало оставлять в одиночестве. — Теплая вода лучше всего. Если умываться холодной, лицо еще сильнее распухнет.
— Простите меня, Дэниел.
— Ерунда. Я всегда считал, что с друзьями выплакаться проще. Послушайте, Анна… Эта история с Ральфом… Это какая-то глупость. Помутнение рассудка.
— Вы так думаете?
— Я это знаю наверняка. Подобно порой случается с супружескими парами.
— Вы забыли уточнить — с супружескими парами средних лет.
— Думаю, прежде всего вам полезно отоспаться. — Он отважился на улыбку, забрал из ее пальцев мокрый комок ваты. — Утром примете решение, на свежую голову. Овощной открывается рано, сделаете себе огуречную маску. Или чайные пакетики на веки положите. У меня есть «Эрл Грей», «Ассам» и «Дарджилинг».
— Господи, Дэниел, сколько вы, оказывается, знаете о том, как утешать женщин!
— У мамы научился.
— После смерти вашего отца?
— Нет, в основном до. Меня натаскивали много лет, с самого детства фактически. Мы с нею оставались дома одни, и она заливалась слезами. Целые ведра слез. Бочки. Океаны. Так что, — его голос чуть дрогнул, — мне пришлось научиться утешать.
Анна выпрямилась.
— Хотите сказать, это было всякий раз, когда ваш отец… гм… уединялся с Эммой?
— Ну да.
— Джинни всегда казалась мне сильной. Хладнокровной.
— Открою вам секрет: помогали чайные пакетики и огуречные маски. А еще моей матери свойственна некоторая ветреность, этакое туповатое легкомыслие. Потому вы и не замечали. Она тщательно все скрывала, хотя Эмма разбила ей сердце.
Анна взяла Дэниела за руку. Чуть погодя он проговорил:
— Самое время выпить. Будете бренди, Анна? Он согреет вас изнутри.
Принес стакан, налил. Спиртное и вправду согрело, растеклось по жилам, притупило чувства, затронуло те уровни восприятия, о существовании которых Анна не подозревала.
— Пожалуй, стоит попробовать напиться. Я раньше никогда не напивалась. Понимаю, что люди в этом находят.
— Бутылка рядом с вами.
— Мы не знаем… не знаем, что творится в душах других.
— Разумеется. Никто не знает и половины того, что происходит на самом деле.
— Я чувствую себя такой глупой!
— Вас ввели в заблуждение. Так часто бывает, люди обманывают почти инстинктивно, скрывая малоприятное. Общество учит нас жить по таким правилам. Я всегда думал — точнее, мне казалось, — что история не должна повторяться. Думал, что не хочу жениться на какой-нибудь бедняжке, от которой потом все равно начну бегать к Кит.
Анна хотела было ответить, но поняла, что это выше ее сил.
— Я валюсь с ног, — призналась она.
— Это все эмоции, они здорово утомляют. Вот поэтому, сдается мне, мы стараемся обходиться без них.
Дэниел помог Анне встать. Ее ноги подгибались. Он отвел гостью в крошечную смежную комнату.
— Кровать уже застелена. Вам что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо.
