— Да как ты можешь знать, кого ты любишь? Пару месяцев назад ты любила его. А сейчас признаешься в любви мне. Неужели ты включаешь и выключаешь свои чувства по желанию? Как водопроводный кран?
— Я была увлечена им, но не любила, — вскинула подбородок Кьяра. — Мои чувства к тебе абсолютно другие.
— Ты знала, что доверие является ключевым в отношениях.
— Лаззеро, я допустила всего одну ошибку.
— Которая будет стоить мне всего. Может, есть что-то еще, что мне следует знать? — с сухой иронией спросил Лаззеро. — Другие влиятельные мужчины, с которыми ты спала и которые могут разрушить мое будущее?
— Как ты можешь так говорить, — потрясенно выдохнула Кьяра.
Лаззеро отошел от барной стойки и направился в кабинет.
— Мне необходимо еще раз проверить состояние дел компании и посмотреть, можно ли спасти ситуацию.
Осуждение, написанное на его лице, говорило само за себя. Что бы Кьяра ни говорила, оправдываться бесполезно.
— Почему ты собирался ударить его? — бросила она вдогонку Лаззеро.
Он развернулся и скривился.
— Он сказал, что ты почти стоишь кольца с алмазом в четыре карата, и я, как дурак, кинулся защищать твою честь.
Глава 11
Кьяра не сомкнула глаз до самого утра. Лаззеро так и не присоединился к ней в кровати, просидев всю ночь за компьютером, пытаясь спасти ситуацию и выиграть сделку с Казале.
Невыспавшаяся, с темными кругами под глазами, она села с ним в его частный самолет, и они полетели обратно в Нью-Йорк, за всю поездку не перекинувшись ни одним словечком.
Спустившись с трапа, Лаззеро холодно попрощался с ней и попросил своего водителя доставить ее домой. Кьяра протянула ему кольцо, но он только отмахнулся и сказал, что она может оставить его себе. Ему оно ни к чему, а ей нужны деньги.
Кьяре хотелось швырнуть кольцо в лицо Лаззеро, но вместо этого она заявила, что не продается, и сунула украшение ему в ладонь.
По дороге домой Кьяра едва сдерживала слезы. Какой же идиоткой она была, что поверила в то, что у них с Лаззеро могут быть серьезные отношения.
Он бросил ей вызов, и она открылась, но только для того, чтобы он развернулся и ушел, словно между ними ничего не было.
Словно она ничего не стоила. И такое отношение ранило больше всего.
Дома никого не было, и Кьяра бросила свой чемодан в прихожей, не в силах даже распаковать его, чтобы не видеть потрясающие наряды, которые напоминали о чудесном времени в Милане. И чтобы не думать о человеке, который бросил ее и ушел без оглядки.
Кьяра заварила себе зеленый чай и позвонила отцу, который сообщил ей радостную новость о том, что ему перечислили деньги, которых хватит на то, чтобы оплатить аренду пекарни до конца года. И он был так счастлив, что даже сходил в ресторан, чтобы отпраздновать это событие.
Кьяра могла только порадоваться за отца и пообещала навестить его завтра вечером.
Она взяла кружку с чаем и прошла в гостиную. После шикарной миланской гостиницы эта душная комнатка показалась ей больше похожей на коробку из-под обуви. На нижнем этаже, как всегда, громко орал телевизор.
Словно ничего не изменилось. Только все было с точностью до наоборот. Может, потому ее сердце так мучительно сжималось. Кьяра улетела в Милан одним человеком, а вернулась совершенно другим. Благодаря Лаззеро.
По ее щекам тонкой струйкой потекли слезы, а потом она перестала сдерживаться и громко зарыдала. Глупо, конечно, ведь что он мог ей предложить? Такую же связь без обязательств, какая была у нее с Антонио?
На следующее утро Кьяра поднялась исполненная решимости. Она справится и не позволит Лаз-зеро сломить ее дух и обязательно пойдет на встречу с Бьянкой. Потому что чему и научил ее Ди Фиоре, так это тому, что не стоит ждать, что кто-то исполнит для тебя твою мечту. Нужно полагаться только на себя.
Они встретились в кафе, где работала Кьяра. Высокая, белокурая Бьянка оказалась, как и говорил Лаззеро, очень жесткой, но она также воодушевляла, была очень умной и буквально фонтанировала блестящими идеями, когда проглядывала портфолио Кьяры.
— Мы расстались, — коротко бросила Кьяра, когда ее собеседница, наверное, раз в пятнадцатый глянула на ее левую руку, на которой больше не красовалось кольцо, купленное Лаззеро. — Исключительно по моей вине.
То же самое она сказала девочкам, работавшим вместе с ней в кафе, когда Бьянка удалилась, пообещав связаться с ней, когда будет принято решение.
Так прошла целая неделя, и каждый раз сердце Кьяры замирало, когда звонил колокольчик на входной двери, но Лаззеро ни разу не пришел за своим двойным эспрессо. Она надеялась, что он передумает и придет извиниться, но ничего такого не случилось.
Лаззеро не сводил глаз с экрана компьютера, когда его помощница, Энид, поставила на стол рядом с ним чашечку кофе. Он просматривал содержимое письма от Джанни. Только для того, чтобы обнаружить, что итальянец снова изменил правила игры.
Лаззеро сделал небольшой глоток кофе и чуть не выплюнул его обратно.
Это была последняя капля.
— Энид! — Лаззеро вскочил на ноги и вышел из кабинета. — Что это такое, черт подери? Разве у нас нет кофемашины и разве ты не умеешь пользоваться ею?
— У нас есть кофемашина, и я умею ею пользоваться, — с опаской посмотрела на него Энид, не зная, как реагировать на эту неожиданную вспышку гнева.
— Тогда попытайся еще раз сделать мне кофе, — бросил он, со звоном поставив чашку на ее стол. — Потому что я не могу пить эту гадость.
Его помощница молча поднялась с места, взяла чашку и отправилась на кухню.
Тут же из своего кабинета появился Санто с футбольным мячом в руках.
— Никак не можешь отойти от перелета?
— Только что пришло письмо от Джанни.
— И что он пишет?
— Хорошенько поразмыслив, он решил разделить глобальные права на «Воларе». «Суперсонику» достанется северноамериканский рынок, а британцам — рынок в остальных странах мира. При условии, что мы согласимся на предложенную им цену.
— И сколько он хочет?
Лаззеро назвал цифру.
— Но это астрономическая сумма денег, — округлил глаза Санто. — Нам придется затянуть пояса.
Более того, им придется отказаться от других возможностей роста компании, которые имелись в планах Лаззеро. Закрыть двери, поставив все на то, что «Воларе» достанет им луну с неба.
Лаззеро подошел к окну и посмотрел на поблескивающий в солнечных лучах Манхэттен. Если Америка считалась страной возможностей, Нью-Йорк был олицетворением американской мечты. Лаззеро видел обе стороны медали. Он знал, что значит жить в шаге от того, чтобы оказаться на улице, когда единственным стимулом продвигаться вперед был парализующий страх. Как в мгновение ока можно лишиться всего. Сделав один неверный шаг.
