— Соглашайся, — сказал Гишер.
Он почесал бакенбарды обеими руками и оглушительно чихнул.
— Соглашайся, дружок. Сам Махал Макакаако свел нас здесь. Если ты будешь попрежнему упрямиться и доведешь дело до суда… Обвинитель от лица Катулла наверняка сошлется на поправку Джексона-Плиния. Ты в курсе, что это за поправка?
— Нет, — буркнул Лючано. — Какая-нибудь пакость?
— Согласно этой поправке, осужденный за преступление против помпилианца может быть передан в рабство пострадавшему гражданину Помпилии. На срок наказания, определенный судом, в порядке компенсации нанесенного ущерба. Существует ряд ограничений судебной формы рабства, но тем не менее… Короче, бросай артачиться и будь умницей. Тебе предложат шесть лет стандарт-режима в обмен на отказ от судебного заседания. Ты дашь согласие. А я позабочусь, чтобы тебя перевели в режим сотрудничества. Ко мне в подмастерья. Год за два, посуди сам. Отсидишь трешник и выйдешь. Если будешь стараться, еще полгода скостят. Верь мне, я на твоей стороне.
И он ушел по воде, отделявшей «предвариловку» от других островков Мей-Гиле.
Лючано смотрел, как он идет.
Гишер Добряк, старший экзекутор тюрьмы, слуга Королевы Боли.
В тот день Лючано не знал, что Гишер, почуяв родственный своему талант, тайком помог ему встать под знамена Королевы. Никто не способен сыграть в боль с первого раза, без содействия опытного мастера. Не помогай Гишер Добряк молодому невропасту, старик никогда не потерял бы сознание.
Что-что, а терпеть боль он умел.
Терпеть и дарить.
Глава пятая
ПОЗДРАВЛЯЮ, СИНЬОР ДИРЕКТОР!
I
— Обвинение вызывает свидетеля Тва Айомбу.
Это еще кто такой? Тарталья вгляделся в конец зала, где открылась высокая дверь, впуская свидетеля. Репортеры тоже развернулись в сторону вошедшего: волчья стая почуяла добычу. На жертву нацелились жадные хоботки инфопоглотителей, счетверенные раструбы широкополосных голокамер, параболические зеркала визоров прямого вещания. Гай Октавиан Тумидус настаивал на проведении закрытого заседания, но суд ему в этой просьбе отказал.
Зал был битком набит народом.
Разумеется, журналисты тут же заслонили человека, идущего по проходу. В итоге Лючано, сидя на скамье подсудимых, окруженной невидимым силовым полем, смог рассмотреть свидетеля, лишь когда тот занял отведенное ему место.
Ба! Да это же болтун-портье из «Макумбы».
«Плохо дело. Синьора Вамбугу предвидела такой вариант. Теперь ей придется попотеть, чтобы вернуть хотя бы завоеванные ранее позиции…»
— Клянетесь ли вы перед лицом Тьембла-Тьерра, Вершителя Правосудия, и великого Замби говорить только правду, одну правду и ничего, кроме правды?
— Клянусь! — торжественно возгласил портье, макнув палец в ритуальную краску.
Он начертил какой-то символ на присяжной доске, после чего, взяв медицинским пробником у себя капельку крови, нанес ее на доску в качестве финального заверения. Какаду на его плече молчал, затравленно озираясь по сторонам.
«Припугнул его хозяин, что ли? Или клюв заклеил?»
— Ваше имя?
— Тва Айомба.
— Где и кем вы работаете?
— Гостевой администратор в отеле «Макумба».
— Подсудимый после прилета на Китту остановился в «Макумбе»?
— Совершенно верно.
— Брат Айомба, вы не заметили странностей в поведении мэтра Борготты?
— Конечно, заметил! Много разных странностей!
— Каких именно?
— Он не захотел селиться в номера, которых не заказывал!
— Дур-рак… — тихо, но внятно добавил какаду.
Обвинитель Нганга — двухметровый великан, носивший пояс из бычьих хвостов и плюмаж из перьев страуса, — сделал вид, что не расслышал комментария птицы. На груди Нганги сверкал знак Возмездия: леопард прижимал лапой к земле насмерть перепуганного зайца.
— Что еще вы заметили?
Портье, чрезвычайно гордый участием в громком процессе, приосанился.
— Он мне очень странным показался! Как может инорасец изгнать чужого Лоа, если Лоа застрял?! Вы когда-нибудь такое видели? А я видел!
Демонстрируя искренность и волнение, Тва Айомба ударил себя кулаком в область сердца. Имплантат на его плече встрепенулся и начал чистить перья.
— С этого момента, пожалуйста, во всех подробностях…
Лючано слушал показания свидетеля вполуха. Что нового мог сообщить портье? Ничего. Тарталья разглядывал присяжных — людей, которым предстояло решить его судьбу. Хорошо, что присяжные — сплошь вудуны. Так сказала Фионина. На Китте не очень-то жалуют заносчивых помпилианцев. Если в доводах защиты возникнет слабина, следует давить на сочувствие, «отмывая» подсудимого до ангельской белизны. Иногда это помогает. Полностью вряд ли оправдают, но приговор смягчат. Были случаи.
— Протестую, ваша честь! Это не относится к сути дела.
— Протест отклоняется.
— Я и говорю: ладонью по груди — р-раз! Под ребро пальцем — два! А наш брат как заорет! От боли. Чужой Лоа из нашего брата и вылетел…
— Кого вы называете нашим братом?
— Вату Кваленгу, ученика бокора Матембеле. Он, конечно, растяпа, но брат…
Зал потрясенно загудел.
— Требую тишины!
Судейский молоток, отлитый из серебра, взлетел и со звоном ударил в гонг. Гул стих: судью уважали.
— Брат Нганга, продолжайте.
— То есть вы утверждаете, что подсудимый намеренно и целенаправленно причинил сильную боль ученику бокора Матембеле?
— Ну да! Иначе застрявшего Лоа не выгонишь.
— Вы точно уверены, что подсудимый не бил ученика бокора? Не использовал болевой шокер? Иное техническое приспособление?
— Уверен! Не бил он нашего брата. А шокер я бы увидел — его в ладонь не спрячешь.
— У обвинения больше нет вопросов к свидетелю.
— Защита?
— У защиты есть вопросы.
— Прошу вас.
Щекастый толстяк-судья благожелательно кивнул Фионине. Обруч из каучука, вплетенный в его волосы и смазанный благовонным жиром, блестел наподобие нимба. Однако Лючано было сейчас не до шуточек.
— Скажите, брат Айомба, подсудимый подошел к ученику бокора вплотную?
— Да.
— Он прикасался к ученику? Между ними был физический контакт?
— Да.
— Вам известно, с какой целью подсудимый подошел к ученику бокора?
— Протестую, ваша честь! Это не относится к сути дела.
