Он передан властями в распоряжение Тумидуса, теперь это головная боль легата: следить, чтобы раб не сбежал.
Пожалуй, стоит рискнуть.
Лючано тихо поднялся на ноги. Направился к выходу, стараясь идти как можно спокойнее. Дюжина шагов — и дверной проем остался позади. Никто не окликнул наглеца, не остановил. Неужели все оказалось так просто?! Не радуйся заранее, сглазишь, предупредил издалека маэстро Карл, а Гишер, тюремная косточка, промолчал…
Куда сейчас?
Лифт, насколько он помнил, находился слева по коридору.
«На какой уровень спускаемся? На первый или нулевой? Хватит стоять и думать! Топай к лифту, придурок. Для беглеца ты слишком медлителен. Пусть будет первый уровень: нулевой, скорее всего, трюм. Или двигательный отсек?»
— Эй, ты!
Тарталья обернулся, с удивлением отметив, что он, оказывается, уже довольно долго топчется у лифта, так и не активировав сенсор вызова. А его рассматривает сухощавый помпилианец с жеваным лицом, облаченный в бежевый китель с шевронами.
Явно корабельный офицер.
— Ты новый раб Гая Тумидуса?
«Для начала следует оскорбиться и потребовать извинений. Затем сообщить, что я был в гостях у легата (в сущности, чистая правда!) — и наконец попросить офицера показать выход с корабля…»
— Да, господин. Я — раб хозяина Гая.
Пока Лючано выстраивал правильную линию поведения, предатель-язык и изменники-губы ответили за него. Какого дьявола?! Что он наделал?!
Зачем признался первому встречному?!
— Иди за мной.
Офицер развернулся и двинулся прочь по коридору. Он даже не проверил, следует ли за ним новый раб.
«Ну же, давай! Еще не поздно! Вызывай лифт или беги прочь…»
Полон мыслями о побеге, Лючано шел за офицером как привязанный в трех шагах позади. Попытка замедлить шаги, остановиться и повернуть обратно ни к чему не привела — ноги двигались как заведенные. Что ж это за напасть такая?! Он никогда не был под гипнозом, он вообще не гипнабелен, он — невропаст…
Какой, в черную дыру, гипноз?!
Клеймо!
«Ты больше не принадлежишь себе, Лючано Борготта. Ты принадлежишь Гаю Октавиану Тумидусу. Ты — его раб. Без вариантов».
Истина рухнула снежной лавиной в горах, вышибла воздух из легких и погребла под тоннами отчаяния. Закружилась голова. Лючано показалось: ноги подкашиваются, он кулем валится на пол, застывая без движения. Пожалуй, он бы только обрадовался внезапному обмороку.
Однако ноги продолжали нести его за офицером.
Он не знал, куда идет, не смотрел по сторонам, не запоминал дорогу — тупо переставлял конечности, повинуясь приказу:
«Иди за мной».
Почему он подчинился?! Да, у него теперь есть… хозяин. Мерзкое слово далось с трудом. Но его хозяин — Тумидус, а не офицер в бежевой форме!
Потрясен собственной покорностью, размышляя об этой, вдруг ставшей очень существенной, странности, Тарталья не заметил, как оказался в служебном помещении. Все стены здесь занимали пластиковые дверцы множества ячеек. Каждая ячейка имела свой номер.
Еще одна дверь вела в тесные душевые.
— Раздевайся. Одежду — сюда. И в душ на пять минут.
Снимая одежду, складывая ее на скамейку и босиком шлепая в душевые, Лючано никак не мог сообразить: он выполняет приказы офицера, как выполнял бы приказы охраны в тюрьме, или подчиняется помпилианцу, потому что иначе не может?
Очень хотелось верить в первое.
Вода в душе оказалась слишком горячей. И, похоже, ионизированной — для снятия воспалений кожи. Ноздри терзал кислый запашок; кроме дезинфицирующих добавок, в душевой пахло озоном, как перед грозой. От растертого по телу геля появлялось слабое, зудящее раздражение, которое, впрочем, очень быстро исчезало.
Мелкие пакости бытия Тарталья воспринимал с безразличием смертника, готовясь к решающей, глобальной битве. Он механически выполнял предписанные действия и воздвигал внутри себя бастионы сопротивления.
Пять минут?
Он проторчит под душем вдвое больше!
И не потому, что не хочет видеть кислую рожу офицера. Надо сделать хоть что-то вопреки приказу! Мелочь, пустяк… Лючано скосил глаз на браслет-татуировку. Сколько времени он здесь? Жаль, не догадался засечь. Ничего, отсчитаем еще пять минут — в любом случае «на круг» выйдет больше, чем ему выделили.
«Я человек, а не голем-андроид! У меня есть свобода выбора, куцая, но свобода…»
— Возьми униформу из шестой ячейки и одевайся.
Когда он успел покинуть душевую? Когда вновь предстал перед помпилианцем?! Сколько прошло времени? Лючано не помнил. Открывая шестую ячейку, он глянул на часы.
Из дополнительных пяти минут, которые он себе положил, прошло всего две.
Комплект униформы составляли хлопчатобумажные штаны на завязках, роба серого, мышиного цвета — и эластичные тапочки-безразмерки. Пока Лючано одевался, офицер связался с кем-то по уникому.
— Иди по коридору налево. На лифте спустишься на нулевой уровень, в ходовой отсек. Дверь в отсек — напротив лифта. Войдешь, доложишься дежурному сервус-контролеру. Он укажет тебе рабочее место.
Офицер цедил слова с отменным равнодушием, глядя мимо раба.
«Нахамить помпилианцу? Ведь приказа „Не хамить!“ нам, кажется, не давали?!»
— Да, господин.
— Иди.
И Тарталья пошел.
В тупом недоумении он спустился на «нулевку», в ходовой отсек. За дверью оказался тамбур. Здесь его ждал знакомый сервус-контролер I класса Марк Славий, успев покинуть каюту легата Тумидуса.
— Раб Борготта для работы прибыл.
«Словно умелый невропаст подкинул кукле нужную реплику. Как же они это делают? У Тумидуса — сотни, если не тысячи рабов! Как он управляется со всеми, ни на минуту не ослабляя контроль? Им ведь надо держать нас на поводке, даже когда они спят!»
Сервус-контролер зевнул, и не подумав прикрыть рот ладонью.
Вид у Марка Славия был усталый.
— Твое место — 241-b, второй ярус. Вверх по лестнице, правый ряд. Когда сядешь — пристегнись. К работе приступать по команде.
Хлопок ладони по идентификатору — и перед Лючано распахнулась внутренняя дверь тамбура.
IV
Ровные ряды одинаковых кресел уходили вдаль, теряясь в полумраке. Торчали высокие и жесткие подголовники, словно стойки в шляпном магазине. Понять, сколь велик ходовой отсек галеры, не представлялось возможным. На освещении помпилианцы экономили: «живые батареи», разгоняющие корабль, вполне могли работать и в темноте.
«Надо еще сказать спасибо за светильники под потолком — тусклые, допотопные…»
