Убрать туман было просто. Мгновение, и он втянулся в мое тело.
Это я? Что я такое? Человек. Эскалион.
Медленно встав, я замер, напряженно вслушиваясь в состояние оболочки, в которой был заперт долгие годы. Сколько раз мне хотелось вырваться, но вместилище крепко держало меня, будто могло мыслить самостоятельно и понимало, что без меня оно всего лишь мертвая плоть.
Оболочка была слаба. Стоило мне встать, как тело задрожало. Меня буквально прошило желание немедленно лечь обратно. В самом деле? Возможно, когда-то я и учитывал желания вместилища, но это время давно закончилось. Ему безразличны мои чаяния, так почему я должен выполнять то, что оно от меня требует?
Сделав шаг, покачнулся. Боль, прокатившаяся по всему телу, заставила лишь сжать зубы. Наступит день, когда я смогу покинуть мое вместилище. Клянусь, после этого я не оставлю от него ни пылинки.
Пару раз вздохнул и ощутил, как боль и слабость отступают. Опустив глаза, увидел, что уже знакомый туман укутывает меня, закрывая от всего мира бледное, тощее и крайне неприглядное тело.
Идти стало намного легче .
Дойдя до стены, которая была закрыта тканью, я остановился. Мгновение подумал, а потом медленно отодвинул штору и замер, забыв о дыхании. Проклятое тело вскоре, будто в отместку за недавнее пренебрежение его пожеланиями, напомнило о себе – в груди запекло и закололо.
Судорожно вдохнул пахнущий морозом воздух, не отрывая слезящихся глаз от пасмурного, затянутого серыми тяжелыми тучами неба. Это было поистине невероятное зрелище. Наверное, я мог стоять так годами, наблюдая, как ветер (как же мне хотелось ощутить его, немедленно!) гоняет тяжелые тучи.
Почувствовав дрожь нетерпения, я приложил руку к прозрачной преграде. Мгновение – и черный дым снес ее. В лицо пахнуло прохладой, сыростью, мокрой землей, сгнившей травой, дождем и еще тысячами других запахов. Я замер, понимая, что именно об этом мечтал долгие годы.
Чистый, пахнущий миром воздух прикасался к лицу, трепал волосы, ластился к телу, обволакивая прохладным удовольствием.
Нахмурился, осознавая, что без тела всего этого ощутить я бы не смог. Что ж, значит, придется учиться взаимодействовать заново, раз без него невозможно чувствовать окружающий мир в полной мере.
Оглядевшись, попытался понять, где я нахожусь. Узнавание присутствовало, но я не был уверен в том, что помню верно. В конце концов, за долгие годы многое стерлось из моей головы. Правда, я пытался этому всеми силами воспрепятствовать. Особенно поначалу, когда заставлял себя вспоминать любые мелочи, которые хранила моя память. Я проживал свою жизнь раз за разом, стараясь обдумать каждое сказанное мною и другими людьми слово. Каждый миг был прожит мною повторно, были сделаны выводы. Впрочем, прошло столько времени, что некоторые вещи стерлись из памяти, а многое настолько глубоко скрылось во мне, спасаясь от забвения, что вытащить на поверхность все это будет сложно.
Я стоял в тишине, укутанный лишь звуком ветра и непонятным гулом, природу которого даже не пытался сейчас понять, поэтому звук чужих голосов, доносящихся откуда-то из-за стены, заставил меня затаить дыхание. Я даже прикрыл глаза, пытаясь понять, чудятся ли они мне, или же я слышу их на самом деле.
Я не мог разобрать отдельные слова, но сомнений не оставалось: там, за стеной, разговаривают люди. В горле возник горячий комок. Сглотнул, нехотя отвернувшись от окна. Правда, я не сразу сдвинулся с места, вслушиваясь в звуки.
Непонятно почему, но один из голосов отличался от остальных. От его звучания у меня внутри возникало желание немедленно увидеть его обладателя. Почему-то это казалось важным.
Не заметил, как пересек комнату. Около двери я замер, на короткий миг приникнув к ней всем телом. Снова этот голос!
Рывком распахнул дверь, с какой-то дикой жаждой ощущая, что хочу немедленно увидеть. Жажда эта была почти физической, от нее все тело мелко подрагивало, будто в нетерпении. Проклятая плоть...
В следующее мгновение я ощутил, как моя сила устремилась куда-то вперед.
А потом я увидел.
Весь мир сузился, исчез, испарился, превратившись в блеклый туман. Единственное, что было важным, – это глаза. Ее глаза. В тот миг они стали центром для меня. Моим якорем и причиной.
Я понял, ради чего терпел столько лет одиночества и темноты, отчего не мог сдаться. Осознал, что не дало мне сойти с ума. Она – моя надежда. Она – мой далекий свет, на который я шел все это время.
А потом меня с головой накрыл запах мороза – свежего, трескучего, кусающего кожу, обжигающего грудь. Я вспомнил, как узнал о ней, как прикасался силой, как звал ее, как целовал губы, как смотрел уже в эти глаза, обещающие избавление.
Если кто-то спросил бы меня, я всё равно не смог бы сказать, в какой именно момент она оказалась в моих объятиях. Я просто ощутил, как мои руки сжимают ее, притягивают к телу. И ощущение это было столь великолепным, что я мог бы простоять так вечность.
Ее губы манили, обещали и жаждали. Я не стал отказываться и поцеловал ее. Она оказалась нежной, мягкой, восхитительно податливой. А еще, несмотря на жгучий холод ее силы, горячей.
Оторвавшись от губ, я принялся рассматривать ее. Она слегка покраснела, опуская глаза, отчего я мгновенно ощутил сосущую пустоту. Мне немедленно захотелось вернуть ее взгляд.
Я не успел ничего сделать, а она уже снова посмотрела на меня. Мимолетное ощущение потери исчезло. Я облегченно и тихо вздохнул.
Она что-то говорила, но смысл слов не достигал моего сознания, хотя, нужно признаться, звучание ее голоса ласкало так же приятно, как и ее губы пару секунд назад.
– Что? – спросил я, поняв, что голос мой не громче шепота, да и к тому же хрипит. Я удивился, что вообще могу говорить. Как-то не был в этом уверен.
– Вы не одеты, ваше величество, – разобрал я, наконец, слова, звучавшие одновременно и знакомо, и незнакомо. По неизвестной мне причине она искажала их, отчего я не сразу мог понять, что означает то или иное слово.
– Это важно? – спросил, не совсем понимая до конца, что она хочет мне сказать.
Не одет? Что это? Зачем? А, вспомнил. Одежда. Люди ведь должны облачать свои тела в ткань и кожу, пряча наготу от посторонних. Зачем? Слабые людские вместилища не переносят непогоды, замерзают, намокают, отчего заболевают и умирают. А еще вроде так положено. Не помню точно почему.
Она кивнула, но в ее глазах мелькнуло что-то, заставившее меня усомниться в искренности ее желания, чтобы я оделся. Верно, люди любят лгать. Иногда даже самим себе. Но мне не столь важны ее слова, главное, чтобы она смотрела, и тогда я узнаю правдивый ответ.
– Ваше величество, – послышался рядом мужской голос.
Мне совершенно не хотелось никого больше видеть, но я всё-таки нехотя поднял голову. Рядом стоял мужчина.
– Кто ты? – хрипло спросил я, сжимая ее чуть сильнее.
