Сергей Павлович поручил Константину Давыдовичу Бушуеву и Константину Петровичу Феоктистову разработать кабину. В головной части ракеты Р-1 был выделен объем 280 литров. Мы должны были оснастить его всем необходимым для исследований в космическом полете. Конечно, собак отбирали — породистых не брали, так как они не очень устойчивы к действующим факторам. Брали дворняжек, потому что они все-таки к экстремальным условиям привыкли. Собачек подвергли полному ветеринарному обследованию и систематически их тренировали. Работала у меня секретарем Екатерина Андреевна Петрова, которая ухаживала за этими собаками. А я их до этого оперировал: многим собакам выводил сонную артерию в лоскут, с тем чтобы регистрировать пульс и кровяное давление За этими собаками она в послеоперационный период сама ухаживала, и за этот труд была отмечена правительственной наградой — орденом Трудового Красного Знамени. Для подготовки собачек к полету она жертвовала всем. <…>
Мы пытались тренировать собак, размещая их по тем осям, по которым могут действовать ускорения. К сожалению, однозначных результатов сначала мы не получили. Тогда мы разработали программу полетов животных, и я эту программу доложил на выездной сессии Академии наук. <…>
Первый полет состоялся, по-моему, в июне или июле 1951 г. [22 июля 1951 года] на полигоне Капустин Яр. Подготовились мы очень обстоятельно. Перед пуском организовали поисковые группы на самолетах и на машинах; в поисковой группе — мои сотрудники. <…> И вот пуск состоялся, и, когда примерно через 18–20 минут на горизонте показался белый парашют, все сели на машины и рванули в степь, аж пыль стояла по степи. Конечно, они поспели раньше моих сотрудников. И все были удивлены, что животные живы, лают, приветствуют. А до этого академик Сергей Алексеевич Христианович мне говорил, что все живое у меня там погибнет, потому что ускорения большие, старт тяжелый. Я отвечал: «Да, посмотрим, жизнь покажет». Подъехали мы к месту приземления, открыли люк. Собаки не пострадали, великолепно себя чувствовали, все условные рефлексы у них сохранились — сразу рванули на свои места к машине (там за каждой собакой было закреплено место). Так начался этап настоящей экспериментальной космонавтики с полетами животных на борту. <…>
Из научно-популярной книги Владимира Яздовского
«На тропах Вселенной»
Оценка полученных результатов со всей очевидностью показала, что условия космического полета переносятся животным удовлетворительно. Положительный в этом смысле итог эксперимента позволил с еще большей настойчивостью продолжать и расширять исследования. <…>
В адрес Академии наук СССР поступило множество заявлений от граждан нашей страны и других стран с просьбами допустить их к подготовке к предстоящим полетам людей на ракетных летательных аппаратах. Но мы еще не были готовы к космическим полетам человека. В конструкторском бюро началась сложная и многоплановая работа по созданию комплекса средств схода космического корабля с орбиты, его торможения и постепенного спуска на поверхность Земли. <…> Все технические устройства различного назначения тщательно разрабатывались и многократно испытывались на катапультных установках, в водных бассейнах. Эти устройства получали окончательную оценку и право на зачисление их в штатный состав только после морских испытаний, многократных испытаний со сбросом всего оборудования с самолетов и их благополучным приземлением. Для каждой собаки подгонялись ложемент катапультного кресла и безмасочный скафандр с неприкосновенным аварийным запасом (НАЗом). Несмотря на такой объем испытаний и подгонки оборудования, все отобранные собаки ежедневно по полной программе проходили тренировку и подготовку к полетам. Никаких исключений из установленного режима тренировок не допускалось. Это была четко отработанная система.
Описание космического корабля-спутника 1К
(«Восток-1») из книги
«Мировая пилотируемая космонавтика»
«Восток-1» предназначался для беспилотной отработки бортовых систем пилотируемого корабля 3К и фоторазведывательного спутника 2К.
И если о наличии на борту фоторазведывательной аппаратуры (разработка КГБ, К. В. Булгаков, и Красногорский механический завод, Н. М. Егоров) не сообщалось, то о наличии научной аппаратуры сообщалось подробно.
В корабле 1К был установлен катапультируемый контейнер, являвшийся одним из вариантов контейнера, разработанного для будущих полетов человека. В контейнере были расположены: кабина для животных с лотком, автоматом кормления, ассенизационным устройством, системой вентиляции и т. д.; катапультные и пиротехнические средства; радиопередатчики для пеленгации контейнера, телекамеры с системой подсветки и зеркал, блоки с ядерными фотоэмульсиями. Кабина животных была изготовлена из листового металла.
Впереди на спускаемом аппарате 1К, в отличие от 3К, размещались два полудиска экспериментальной солнечной батареи диаметром 1000 мм, ориентирующейся на Солнце с помощью специальной системы, независимо от положения корабля.
Максимальные перегрузки при спуске СА составляли 10 g. Катапультирование контейнера с животными происходило на высоте 7–8 км, а приземление со скоростью 6–8 м/с. СА приземлялся со скоростью 10 м/с.
Все беспилотные корабли оснащались системой автоматического подрыва (АПО) (НИИ-137, В. А. Костров).
Ведущим конструктором этих кораблей был Олег Генрихович Ивановский.
Из книги воспоминаний Бориса Чертока
«Ракеты и люди: Фили — Подлипки — Тюратам»
У следующего корабля-спутника спускаемый аппарат был защищен теплоизоляцией. Он впервые в мировой истории должен был вернуться на Землю из космоса с живыми собаками — Лисичкой и Чайкой. <…>
Ласковая рыжая Лисичка очень понравилась Королеву. В МИКе [Монтажно-испытательном корпусе] медики готовились к примерке ее в катапультируемой капсуле спускаемого аппарата. С инженером Шевелевым мы разбирали очередное замечание по сопряжению электрических схем «собачьего» контейнера катапульты и спускаемого аппарата. Лисичка совершенно не реагировала на наши споры и общую испытательную суматоху. Подошел Королев. Я собрался докладывать, но он отмахнулся, не спрашивая медиков, взял Лисичку на руки. Она доверчиво прильнула к нему. СП [Сергей Павлович] осторожно гладил собаку и, не стесняясь окружающих, сказал: «Я так хочу, чтобы ты вернулась». Непривычно грустное было у Королева лицо. Он подержал ее еще несколько секунд, потом передал кому-то в белом халате и, не оглядываясь, медленно побрел в шумящий зал МИКа.
Мы с Королевым за годы совместной работы много раз были в труднейших жизненных ситуациях. Я испытывал по отношению к нему в зависимости от обстоятельств различные, иногда противоречивые, чувства. Память сохранила этот эпизод жаркого дня июля 1960 года.
Королев гладит Лисичку, а у меня впервые появляется к нему такое чувство жалости, что к горлу комок подкатывается.
