Счастлив ли я, отправляясь в космический полет? Конечно, счастлив. Ведь во все времена и эпохи для людей было высшим счастьем участвовать в новых открытиях.
Мне хочется посвятить этот первый космический полет людям коммунизма — общества, в которое уже вступает наш советский народ и в которое, я уверен, вступят все люди на Земле.
Сейчас до старта остаются считанные минуты. Я говорю вам, дорогие друзья, до свидания, как всегда говорят люди друг другу, отправляясь в далекий путь. Как бы хотелось вас всех обнять, знакомых и незнакомых, далеких и близких!
До скорой встречи!
Из книги воспоминаний Олега Ивановского
«Ракеты и космос в СССР.
Записки секретного конструктора»
То апрельское утро было необычным и вместе с тем обычным. Перед утром, как всегда, была ночь. Для всех. Не было этой ночи только для людей в зааральских космодромных степях. Они понимали, что свершается необычное, чего не делал еще никто. Находилось ли время для философского осмысливания происходившего? Нет. Мы делали дело. Мы работали.
Режиссуру, сценарий того дня, по-моему, никто не разрабатывал, не утверждал. Быть может, я и ошибаюсь. Быть может, был человек, который ведал порядком этого дня, как и дней предыдущих. Этим человеком мог быть только Сергей Павлович. Но это из области догадок. Не в том суть. Суть в том, что на космодроме в ту ночь и в то утро были будни. Деловые, строгие, но исторические будни. И люди не отвлекались, делали свое дело — готовили к старту ракету с кораблем-спутником, с «Востоком». Необычность происшедшего пришла в сознание в тот же день, 12 апреля, но позже.
Когда кончилось 11 апреля и началось 12-е, я не заметил. Ракета на старте… С верхнего мостика стартового устройства открылась в дымке бескрайняя степь. Расчету верхнего мостика, как официально называлась наша группа, надлежало провести заключительные операции по подготовке корабля. Забот наверху, на сорокаметровой высоте, «на семи ветрах», хватало. Забот, регламентированных документами, но помимо строго предписанных обязанностей были еще и не предписанные никем чувства…
Мы любили наш «Восток». Любили, как любят давно желанное, выстраданное, большим трудом созданное, достигнутое. Любили, как любят при неизбежном расставании, хотя и ненадолго, как перед дальней и нелегкой дорогой. Поэтому мы и не хотели расставаться! Чувствовали, знали, что с каждой минутой, с каждой секундой приближался тот миг. И всем существом стремились тянуть эти минуты и секунды. Это было где-то там — глубоко в сердце. А строгий регламент, чувство ответственности требовали точного соблюдения часов и минут предстартового графика.
Наш «Восток»… Детище наше… Необычное детище. Какому еще творению земному, несущему человека, живое человеческое сердце, предстояло сломать границы времени, взлететь утром, через полчаса вернуться во вчера и, обогнув планету, выйти из тени Земли и во второй раз за тот же день встретить восход Солнца?
На самом верху, на мостике холодно. Все проверки систем корабля уже были выполнены. Корабль ждал. Он был рядом. Но всего его не было видно — он под обтекателем. Только в большом круглом окне — плотно прилегающий люк кабины. Он пока был закрыт легким красным щитком. Настоящая крышка люка — тяжелая, теплозащитная, в полиэтиленовом чехле рядом, прислоненная к ограждавшему верхний мостик бортику. У самого люка, внизу, две ступеньки приставной площадки. С нее легче забираться в кабину.
Любили мы свой корабль. Но однолюбами ли мы были? Пожалуй, нет. Конечно, нет! В эти весенние дни 1961 года в наши сердца, в наше сознание вошло совершенно новое чувство — любовь к человеку. И не просто любовь. Каждый в своей жизни любил, каждый испытал это чувство. Речь идет об общей любви к одному человеку, и не к какому-то особенному, великому, всеми почитаемому. Это была любовь к простому русскому парню, к Юрию, Юрику. Официально этого человека называли по фамилии, имени, отчеству. А для нас он не мог быть не кем иным, как Юрой, Юриком. Не всегда так называли его вслух, чаще — про себя.
Любовь эта была особенной. Она не стала бы такой, если бы Юра продолжал оставаться рядовым летчиком. Но он вошел в нашу жизнь, в нашу работу. И мы, до сих пор по роду своей деятельности знавшие механизмы, приборы, двигатели — технику, пусть умную, но технику, мы, знавшие и любившие людей, создавших эту технику, поняли, что тот парень принес с собой новое, до сих пор не жившее в наших сердцах чувство. Любовь к человеку, которому будет подарена вся без остатка наша любовь к той технике, что создавалась для этого человека. Два чувства слились в одно. Им мы жили в те весенние дни и ночи 1961 года.
Почему? Что знали мы о нем в тот день первой встречи, когда он со своими товарищами и наставниками, с Королевым пришел в цех главной сборки, где рождался «Восток»? Во всяком случае, очень мало.
Но он покорил нас своей улыбкой, которой потом, после полета, был покорен мир. Что-то было в нем такое, что сразу же бросалось в глаза, не кричало, но привлекало сильнее любого чудодейственного магнита.
И тысячу раз оказался прав Королев, говоривший, что в Гагарине удивительно сочеталось все то, что должно быть у первооткрывателя. Он все, что надо, заметил, все сделал как надо, ничего не упустил, не потерял самообладания. Он был тем, кем должен был быть первый землянин, взлетевший в космос.
Из дневника Николая Каманина
12 апреля 1961 года, среда. Тюра-Там, площадка № 2
В 4:50 местного времени я, Карпов и Никитин встали как по команде. В 5:30 будем поднимать Юру и Германа. Ночь прошла очень хорошо, заснули около 22 часов. Чуть начинает рассветать, на дороге усиливается движение. Приехали наши с десятой площадки, Карпов пошел поднимать молодежь.
Из книги воспоминаний Олега Ивановского
«Ракеты и космос в СССР.
Записки секретного конструктора»
5 часов 30 минут. Гагарин и Титов в это время должны были проснуться и начать подготовку. Через пять минут к ним, на старт, должна была подойти машина с медиками. И действительно, на сереющей в рассвете ленте бетонки появился «газик». Подкатил к ракете. Зашумел лифт, хлопнула его дверка, и улыбающийся медик появился на нашей площадке с «космическим гастрономом» в руках — тубами и пакетами. Укладка их заняла несколько минут.
Это была последняя операция перед посадкой космонавта. Можно было и немного передохнуть.
Показалась золотая, слепящая горбушка солнца. Ветерок подул резче, словно разбудили его. Солнце с востока приветствовало «Восток». И он, зарумянившийся от этого приветствия, заиграл световыми зайчиками. Корабль ждал своего первого хозяина.
На нижних этажах — площадках обслуживания — работали ракетчики. Шла заправка ракеты топливом. В самом низу, на «козырьке», людей не вдруг разберешь — кто есть кто. Я пытался разглядеть: вот от небольшой группы отделилась приземистая фигура. Королев. Прикрыв глаза рукой, поднял голову, смотрел вверх, махнул мне. Я спустился к нему. Он внешне был спокоен, но очень уставшее лицо, уставшие глаза.
