— Извини, мне нужно реанимировать свое истекающее кровью самолюбие.
— Я не хотел обидеть тебя. — В глазах Люка промелькнула обеспокоенность. — Только подумай. Как мы объясним это Элле?
— Думаю, она пришла бы в восторг, если бы ты в конце концов хоть немного отвлекся от своей работы.
Выражение его лица напоминало ей зашторенное окно.
— Я управляю международной компанией. У меня нет времени на…
— Неудивительно, что у тебя случаются мигрени, — не дослушала его Эбби. — Ты перегружаешь себя работой. У меня есть теория насчет трудоголиков. Они работают с утра до ночи, потому что не хотят думать о том, чего им не хватает в жизни.
— Что ж, у меня тоже есть небольшая теория, — буравя ее взглядом, бросил Люк. — Люди, которые притворяются кем-то, кем они на самом деле не являются, поступают так, потому что боятся, что окружающим не понравится их настоящая версия. — Он поднялся с места и прихватил свой смокинг. — Пойдем. Уже пора.
Всю дорогу до своего дома Эбби хранила молчание. Люк тоже погрузился в собственные мысли. Кто дал ему право судить ее, ведь он почти ничего не знал о ней? Люк понятия не имел, что пришлось пережить Эбби, когда ее бросали из одного приюта в другой, и она не знала, когда окажется в следующей приемной семье, за чем последуют смена школы и попытки подружиться с людьми, у которых уже были друзья.
Эбби всю жизнь старалась вписаться в окружающую ее обстановку.
Быть нормальной.
Да, Люку пришлось нелегко, когда развелись его родители, но по крайней мере его отец не пытался никого убить. А его мать не спала с мужчинами за деньги, когда рядом находилась ее маленькая дочь, и не умерла от передозировки наркотиков.
Таковой была история жизни Эбби. И этот сценарий она не могла переписать, как бы ни старалась. Так кто дал Люку право критиковать ее? Эбби нравилось быть тем, кем она была, и она считала себя хорошим человеком. У нее были друзья, работа и крыша над головой.
Но когда автомобиль Люка завернул за угол улицы, где жила Эбби, последний пункт из вышеперечисленных оказался под вопросом. Рядом с ее домом стояли две полицейские машины, одна «скорая» и машина газовой службы, а еще толпа зевак, которых сдерживали полицейские.
— Бог мой, ч-что происходит? — испугалась Эбби.
Люк опустил окошко, когда рядом проходил один из полицейских, и задал ему тот же вопрос.
— Возникла серьезная утечка газа, — ответил мужчина. — Жителей дома эвакуировали до дальнейших распоряжений. Этот участок дороги закрыт. Вам придется ехать в объезд.
— Но я живу в этом доме! — воскликнула Эбби.
— Пока проблема не будет устранена, вы не можете вернуться к себе, — твердо заявил полицейский.
— И сколько мне придется ждать?
— Пока не ясно. Но вы можете зайти на сайт газовой компании и уточнить.
— Но там мои вещи и одежда.
— Прошу прощения, но вход сюда запрещен до дальнейшего выяснения обстоятельств.
— Великолепно, — поникла Эбби. — Теперь я еще и бездомная.
Люк закрыл окошко и направил машину по объездному пути.
— Я сниму для тебя номер в гостинице. Пока все не утрясется, поживешь там.
— Я не могу позволить себе жить в гостинице, — возразила Эбби. — И я отказываюсь, чтобы ты платил за нее, если это то, о чем ты подумал.
— Тогда позвони Элле. Она могла бы принять тебя на несколько дней.
Люк свернул на какую-то парковку и остановился.
— Мне оттуда слишком долго добираться на работу, — прикусила губу Эбби.
— А почему ты не поедешь к своим родным? Разве они живут не в Лондоне?
Она молча уставилась в окно. Во времена трудностей ей приходилось сталкиваться с тем, насколько ее жизнь отличалась от жизни окружающих, ведь у нее не было надежной гавани, где она могла бы скрыться и переждать шторм.
Она оставалась абсолютно одна в этом мире.
— Я не могу остановиться у них. Там слишком мало места.
Эбби почувствовала, как Люк помрачнел.
— Мне кажется, ты говорила Элле, что твои родители живут в большом поместье в…
— Я врала, понятно? — искоса взглянула на него Эбби. — Они живут в муниципальной квартире в Бирмингеме.
— Но зачем ты врала?
— Потому что… потому что они мне даже не родные… Они моя приемная семья.
В машине воцарилась тишина, которую нарушало только урчание мотора.
— Приемная? — обеспокоенно переспросил Люк. — А где твои настоящие родители?
— Поверь мне, ты не захочешь знать правду.
— И сколько ты прожила в приемной семье? — еще больше помрачнел Люк.
— В последней где-то шесть с половиной лет. Они единственные, с кем я жила так долго. До этого были еще две семьи, четыре и два года соответственно, а еще раньше случались семьи, где я оставалась всего по нескольку месяцев… Я попала в детский дом в пять лет. — Эбби не стала говорить, что пожила еще полгода с отцом, до того как его арестовали.
Она предпочитала не вспоминать это время.
Люк посмотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Хотя он и не знал ее по-настоящему. Эбби постаралась сделать так, чтобы из ее теперешнего окружения никто ничего не знал о ее прошлом. Но теперь, когда она рассказала Люку правду, ей показалось, будто груз, который она таскала на себе все эти годы, стал чуть легче.
— Ты рассказывала об этом Элле?
Эбби покачала головой:
— Я думала сказать… много раз. Но так и не решилась.
— Она обидится, когда узнает, что ты не говорила ей правду.
— Не спорю… Но тебе ли не знать, какая Элла сверхзаботливая. Мне не хотелось, чтобы она начала суетиться вокруг меня, пытаясь компенсировать мне мое паршивое детство. Я всего лишь хотела быть как все. Нормальной.
— Что бы это ни значило, черт подери, — угрюмо заметил Люк.
Снова повисла гнетущая тишина.
Люк начал барабанить пальцами по рулю, задумчиво глядя на моросящий за окном дождик. Он снова завел машину и потом повернулся к Эбби:
— Можешь пожить пока у меня.
— Ты не против? — удивилась она.
По его взгляду было понятно, что он очень даже против, но тон его голоса прозвучал ободряюще.
— Все в порядке. В любом случае я появляюсь дома только ближе к ночи.
— Люк, это очень мило с твоей стороны. Надеюсь, я задержусь у тебя ненадолго.
И обещаю, что не буду слишком сильно обременять тебя.
Он тихо заворчал, как будто ее обещание было само собой разумеющимся.
— Но — просто чтобы внести ясность — ты будешь спать в другой спальне.
