Однажды он уже пробовал построить серьезные отношения, что не привело ни к чему хорошему.
— Люк? — нерешительно начала Эбби, играя застежкой на своем клатче.
— Что?
— Есть пара вещей касательно наших отношений, которые ты должен знать… Ну, то, что я рассказывала о тебе своим читателям.
— А поконкретнее?
— Например, то, как ты делал мне предложение, — прикусила губу Эбби.
Люку на секунду захотелось, чтобы его пристрелили. Он даже не представлял, что могло нарисовать ее дикое воображение.
— Как я… Что? — Он не смог заставить себя повторить эти слова.
— Ты отвез меня в Париж на выходные и снял для нас пентхаус в одной из самых дорогих гостиниц. Ты позаботился о том, чтобы наш номер был усеян лепестками роз. А рядом с кроватью стояло ведерко с бутылкой шампанского, а в хрустальной вазе лежала политая шоколадом клубника.
— И?.. — Люк подозревал, что так легко не отделается. Париж, шампанское, клубника и лепестки роз не выходили за пределы разумного. Но в случае с Эбби разумных границ просто не существовало.
— Ну-у… — протянула она, и у него пошел холодок по спине. — Ты опустился на одно колено и сказал, что я твоя единственная и что ты любишь меня больше жизни. Потом ты достал коробочку с кольцом и предложил выйти за тебя замуж. У тебя на глазах выступили слезы, — продолжила Эбби. — По правде говоря, ты плакал. Мы оба плакали, потому что были очень счастливы, и…
— Ради всего святого, — бросил Люк. — Я не помню, когда плакал в последний раз.
Эбби бросила на него удивленный взгляд.
— Знаю, что некоторым мужчинам непросто выражать свои эмоции, но разве ты не плакал, когда погибла Кимберли?
— Нет.
— Вот как… — обеспокоенно нахмурилась Эбби.
Люк чувствовал себя виноватым за неспособность испытывать подобные эмоции. Когда ему сказали, что Кимберли попала в аварию, он буквально оцепенел. Ему казалось невозможным, что женщины, которая была в его доме всего пару часов назад, больше нет в живых. Люк взял в руки бокал и онемело посмотрел на следы красной помады, которые оставила на нем Кимберли. Как могло случиться, что она погибла? Чтобы помочь ее убитым горем родителям, Люк частично взял организацию похорон на себя, и он же обзванивал родных и знакомых Кимберли, чтобы сообщить им ужасную новость. Он действовал на автопилоте. Говорил и делал правильные вещи, но ему казалось, что между ним и остальным миром выросла непробиваемая стена из стекла.
И она до сих пор никуда не делась.
— Ее родители и так были убиты горем, так что мне приходилось держаться ради них.
— Но когда ты остался один? Неужели ты не плакал?
— Не все люди дают волю слезам, когда случается что-то плохое, — процедил Люк. — Можно по-разному выражать свое горе.
— Но слезы исцеляют, — возразила Эбби. — И тебе не следует их стесняться только потому, что ты мужчина. Это бред, когда говорят, что слезы причиняют мужчинам больше вреда, чем пользы. Я считаю, что каждый должен обладать способностью плакать, несмотря на свой пол.
Люк пристроился в хвост очереди из автомобилей, ожидающих, когда им помогут припарковаться у входа в дорогой отель, где проходил благотворительный бал.
— Ладно, Золушка. О чем еще мне следует узнать до того, как мы выйдем из машины?
— М-м-м… — Эбби слегка покраснела.
— Выкладывай.
Она нервно облизнула губы, и Люк почувствовал, как тяжелеет его плоть.
— Ты все время признаешься мне в любви. На публике.
Люк не мог вспомнить, когда в последний раз говорил своей матери и сестре, что любит их, не говоря уж о ком-то другом. Он не был многословным и, в отличие от своего отца, сыпавшего пустыми обещаниями, предпочитал словам поступки.
— Л-ладно.
— И ты называешь меня разными ласковыми словечками. Такими как «дорогая», «малышка», «любимая».
Черт. В этом деле он тоже был далеко не мастер, но, видимо, придется смириться.
— Понятно.
— А еще целуешь меня, — пробормотала Эбби. — Много.
Люку вдруг стало очень тесно в штанах. Одного взгляда на ее губы было достаточно, чтобы он начинал терять голову. А что будет, если он на самом деле поцелует ее?
— У меня не очень хорошо получается показывать свои чувства на публике.
— У нас нет выбора.
Черт бы ее побрал. И во что он только ввязался?
— И ты не будешь возражать, если я поцелую тебя?
Эбби взглянула на его губы, а потом снова посмотрела ему в глаза.
— Может, нам следует немного попрактиковаться, чтобы не выглядеть зажатыми.
Вот теперь он не мог оторвать взгляд от ее губ.
— Где? Прямо здесь, в машине?
— У нас есть немного времени, пока очередь дойдет до нашей машины. Перед нами еще много автомобилей.
Люк боялся потерять самообладание. В конце концов, он не целовался целых пять лет.
— Ты в самом деле считаешь, что в этом есть необходимость?
Эбби придвинулась к нему так близко, что он мог ощутить ее дыхание на своих губах.
— Люк, поцелуй меня.
Он провел ладонью по ее щеке, чувствуя, как кровь бешено пульсирует в его венах и как упирается в молнию его отяжелевшая плоть. А потом Люк осторожно притянул Эбби к себе, намереваясь слегка коснуться ее губ. Но они оказались такими мягкими и пухлыми и вкусом напоминали ему клубнику или вишню. Эбби тихо застонала и шире открыла рот, впуская в себя его язык.
Люку хотелось, чтобы этот поцелуй длился вечность. Он мог бы целовать ее до самого утра. Эбби сводила его с ума легкими прикосновениями своего язычка, и его возбуждение росло с каждой секундой, готовое в любой момент сорваться с цепи.
Люк жадно впивался в ее губы, сжимая ее затылок, чтобы еще больше углубить поцелуй. Эбби обвила руками его шею, и ее едва слышные стоны грозили лишить его остатков самообладания. На протяжении многих лет, а может быть, и вообще никогда, он не возбуждался так от одного лишь поцелуя. Эбби двигала губами в одном с ним чувственном ритме, который эхом отдавался в его разгоряченной крови. Аромат ее духов кружил ему голову, а ее соблазнительная грудь прижималась к его груди, лишая способности мыслить здраво.
Снаружи машины вдруг послышался гул голосов, и Люк нехотя оторвался от губ Эбби. Потом последовали вспышки камер, ослепительные, как летние грозовые молнии.
Эбби отстранилась и сдержанно улыбнулась. Ее губы были чуть припухшими после поцелуя, а щеки слегка раскрасневшимися.
— Ого. Кто бы мог подумать?
«Кто бы говорил, радость моя», — подумал Люк.
— Пожалуйста, только не говори, что в завтрашних газетах появится снимок нашего поцелуя.
