Лючано с удивлением обнаружил, что ничуть не кривит душой.
«Дожили! – буркнул Гишер. – Рад видеть психа-профессора… Лучше б ко мне прилетел, на Кемчугу. Посидели бы в камере для экзекуций, вспомнили былое…»
– Я всегда говорила, что Галактика – большая деревня. Все друг друга знают, все где-то встречались… Хотите взглянуть на ваш контракт?
Резкий переход от иронии к делу привел Тарталью в растерянность.
– Д-да, разумеется… но сперва…
– Опять вопросы? Борготта, вы – самый любопытный человек во Вселенной. Ладно, пользуйтесь моей добротой. Что вас интересует?
Юлия встала, в очередной раз смутив Лючано. Опять он сидит, а дама перед ним стоит… Кажется, помпилианка давно догадалась о комплексах самого любопытного человека во Вселенной, и теперь откровенно забавлялась.
– Вы не рассказали, как собираетесь решить мою проблему.
– Какую? У вас, Борготта, столько проблем…
– Проблему трех лет в собственности Гая.
– Ерунда! – беспечно махнула рукой Юлия. – Сейчас у вудунов начинается праздник Лунгамбе. Я не вникала в подробности, но к этому празднику они всегда приурочивают амнистию. Мои люди связались с вашим адвокатом на Китте, и госпожа Вамбугу начала действовать. С большой долей вероятности вы попадете под амнистию. Гай будет вынужден вас освободить. И что-то мне подсказывает, что он не станет возражать.
Она окончательно вогнала гостя в краску, присев перед ним на корточки.
– Если с амнистией не срастется, – темно-карие, похожие на вишни глаза помпилианки смеялись, – есть и запасной вариант. Но давайте не будем бежать впереди звездолета. Иначе судьба подслушает и сунет кукиш под нос. Я не шокирую вас своей вульгарностью?
Тарталья ощутил веселую злость. В таком состоянии он обычно делал глупости, но делал их с удовольствием, не сожалея о последствиях.
– Нет, Юлия. А я – вас? Я, семилибертус? Зачем мы нужны вам, помпилианцам? Почему ваши соотечественники липнут ко мне, как прыщавый недоросль – к шлюхе? Почему отводят глаза, словно их ест стыд?!
– Ваша тактичность умиляет! – расхохоталась Юлия. Но глаза ее вдруг стали очень серьезными, напомнив взгляд снайпера. – Галантный кавалер из прошлого! Мечта романтических дам. Мои поздравления, Борготта: у вас редкий талант – обращаться с вопросами по адресу. Боюсь, во всей Галактике не найти и десятка человек, способных внятно ответить вам. А я, возможно, единственная из этого десятка, кто согласится отвечать. Радуйтесь своей удаче, кавалер. И навострите ушки.
Насчет собственной удачи у Лючано имелись большие сомнения. Тем не менее, он весь обратился в слух.
– За любое умение приходится платить. Вы сами дорого заплатили за способности экзекутора, так что поймете. Наша раса за обладание «клеймом» заплатила стократ дороже вашего – врожденной шизофренией. Расслоением психики. Вы нервничаете, Борготта? Думаете, я выдаю вам ужасные имперские секреты? Успокойтесь! Я впервые прочла о расовой шизофрении помпилианцев в монографии Айзека Шармаля, находящейся в свободном доступе. Правда, тогда я сочла измышления автора бредом…
К концу монолога Юлия ходила – нет, она металась по кабинету, словно тигрица – по клетке. Несмотря на напускную ироничность, разговор задел ее за живое. Пожалуй, впервые за все время общения с «кавалером».
– Казалось бы, что может знать о нас инорасец? Но едва я полностью обезрабела… Если кратко, инорасцы для помпилианцев делятся на три категории: свободные, рабы и семилибертусы. Эти три категории строго соответствуют трем нашим формам социализации. Свободных мы можем любить, ненавидеть, уважать, презирать, заключать с ними сделки или избегать. Но они – свободные. Равные нам.
Она вернулась к столу. Извлекла пачку сигарет «Perfectum», мундштук из янтаря с актив-фильтром; прикурила от зажигалки – миниатюрного брелока-лучевика на цепочке. Выпустила из ноздрей сизый дым, сразу сделавшись похожей на драконессу из детского аниме.
Лючано раньше не видел, чтобы Юлия курила.
– Рабы, как вы могли заметить, для нас вообще не люди. Вещи. Вещи-симбионты, если угодно, вроде протеза. Это не оценочный фактор – это рефлекс. Если помпилианец знал человека свободным, а позже тот стал рабом – отношение к такому человеку меняется в долю секунды. Ближайший аналог: выделение желудочного сока. Психика автоматически переключается на другой слой восприятия. Был человек – стал раб. Робот. Двуногий энергоснабженец с комплексом дополнительных услуг. Без вариантов. Станет опять человек – рефлекс сработает снова.
– Вы забываете, что раб – свободный в прошлом человек? Если вчера вы обедали с ним в ресторане – этот эпизод выпадет у вас из памяти?
– Не путайте шизофрению со склерозом, – Юлия фыркнула, досадуя на тупость собеседника. – Ничего никуда не выпадет. Это все-таки память, а не геморроидальные узлы. Просто восприятие раба опирается на один слой психики, а воспоминания о свободном – на другой. Борготта, эти слои не коррелируют друг с другом! Гай пошлет вас-раба драить пол в сортире, и в то же время будет вспоминать, как вы-свободный корректировали его речь в академии. Но он не ассоциирует вредного невропаста с фактическим автоуборщиком. Или – или, без пагубного «и». Вот почему при необходимости ослабить «клеймо» у нас возникают расстройства психики. Слои начинают работать «внахлест», жестко конфликтуя.
– Я понял!
– Вам кажется, что поняли. Но я не могу объяснить лучше. Вы пробовали рассказывать старой деве о действии экстанола? Когда самый могучий стимулятор, знакомый ей – зеленый теллис с лимоном? Инорасец – вне сложившегося статус-кво. Он может принять его лишь умозрительно. Помпилианец – внутри. Он сочтет всю концепцию диверсией, направленной на подрыв уважения к его расе. Подсознание отторгает правду, а сознание трансформирует отторжение в убедительные контраргументы. Я тоже была глуха к любым доводам, пока не избавилась от сервус-зависимости…
Юлия победно усмехнулась.
– Я – особый случай! Пройдя через ад, я вышла с другой стороны!
Она разрумянилась, глаза горели от возбуждения. Пряди черных волос шевелились, словно ими играл сквозняк. Казалось, дымится уже не сигарета – огонь разгорается в душе женщины, освещая лицо внутренним светом, и дым сам собой извергается из ноздрей. Машина из прошлого, древняя, могучая и одинокая – в архиве графа Мальцова сохранились материалы о мобилях, которые двигались по направляющим рельсам, полыхая углем, бушующим в топке, и пуская дым из трубы.
Это было бы смешно, подумал Лючано. В иной ситуации это сравнение вызвало бы истерический хохот. Но когда стремительная и хищная тень нависла над тобой, сверкая фарами, окутана сизыми клубами… Смех застряет в глотке, оборачиваясь удушьем.
Завораживающая, смертельно-прекрасная угроза двигалась из тьмы.
– Вернемся к семилибертусам? – предложил он.
