– Девчушка из Опито-Нёф потеряла куда больше, – заметил он, как и положено хорошему копу, но из чистой мстительности: у каждого своя роль.
Клаудия улыбнулась и дружески пихнула его локтем:
– Оставь, товарищ. Мы здесь не для того, чтобы ссориться.
– А после ты с ним виделась?
– Никогда. У меня просто осталось такое смешанное чувство. А потом началось дело «Сквонка». Я взяла свой портфельчик и отправилась к нему в тюрьму. Я знала, что все вчерашние союзники повернутся к нему спиной, а его адвокат недостаточно хорош.
– Собески был как раз тем, кто тебе нужен: один против целого мира.
Адвокатесса пожала плечами:
– В любом случае вся страна потребовала бы голову рецидивиста.
Рассуждения Клаудии основывались на расхожих штампах: «Каждый имеет право на второй шанс» – и из сопливого, как омлет, великодушия, которое недорого стоит, когда живешь поблизости от Елисейского дворца.
– Я была очень удивлена тем, что он прекрасно меня помнит.
Корсо хотел было сказать, что даже Собески, который не видел дальше кончика своего члена, не мог забыть такой красотки, как она. В конце концов, художник был еще и эстетом.
– Он немедленно проникся ко мне доверием, и мы начали готовить линию защиты. Во время наших встреч я открывала в нем ту самую изломанную личность, какую себе и представляла. Агрессивное уродливое тело похотливого гения-провокатора не имело ничего общего с его внутренним миром. Истинная натура Собески чувствовалась с первого взгляда, несмотря на его истощенный и потасканный вид. В его трагической живописи, основанной на смерти и грязи…
– Чарующее зрелище.
– Не строй из себя дурака. Я говорю о внутренней уязвимости, которая…
– Внутренность Собески не слишком меня привлекает.
– Женщине необходимо восхищаться мужчиной.
Она решительно была настроена множить банальности.
– И что же тебя в нем восхищало? – резко прервал ее Корсо. – Его вульгарность, похотливость, пристрастие к наркоте или криминальное прошлое?
– Его живопись – в первую очередь.
– Настоящая или поддельная?
Он тут же пожалел о вырвавшейся фразе. Сказал же себе: никакого сарказма!
– И тем не менее за этот год я действительно привязалась к нему.
– Вам бы следовало пожениться.
– Не играй с моим горем, Корсо. Собески только что умер.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
– Я не хочу, чтобы ты тешился иллюзиями: в моей жизни нет места для тебя. Во всяком случае, того места, на которое ты надеешься.
В ответ на подобную откровенность ему оставалось только улыбнуться.
– По крайней мере, яснее ясного.
– Я займусь похоронами и буду одна на его могиле.
Теперь она держалась очень прямо, зажав ладони между сведенными коленями. И только тогда в голове у Корсо замигал огонек: все это театр. Адвокатесса добивается чего-то другого.
– Может, хватит устраивать цирк? – спросил он грубо.
– Какой цирк?
– Все твои душещипательные истории, исповеди, твой вид безутешной вдовы… Думаю, мы заслужили большего.
Клаудия встала. Засунув руки в задние карманы джинсов ладонями наружу, она подошла к окну.
– Я хочу, чтобы мы продолжили расследование, ты и я.
– Какое расследование?
Она повернулась к нему. Солнце играло на ее белоснежной коже, так что она сияла буквально ослепительным светом.
– Я хочу, чтобы мы заново просмотрели все следственные материалы.
Он тоже вылез из кресла и подошел к ней:
– Ты что, совсем охренела?
Она сделала шаг вперед, и он замер: его влечение к ней было таким сильным, что почти не отличалось от отвращения.
– Я много думала. Мы все ошиблись, Корсо. Убийца – не Собески и не Перес.
– Ну надо же!
– Мы что-то упустили.
Он мог бы воспользоваться этим поводом, чтобы сблизиться с ней. Но это было бы ошибкой: адвокат хотела обелить Собески, чтобы потом счастливо жить с его призраком. Он не предоставит им такой возможности.
– Я перевернул страницу, Клаудия.
Она только усмехнулась и снова отвернулась к окну. На этот раз Корсо открыто подошел к ней и склонился к ее плечу.
– Собески умер, – прошептал он ей на ухо. – Он повесился, повторив узел убийцы. Все кончено, Клаудия.
– Поверить не могу, что тебе можно скормить столь очевидные вещи.
– Да пошла ты!
Он развернулся и направился к двери. Грузчики только что втащили на лестничную площадку мраморный столик. Он уже переступал порог, когда она удержала его:
– Помоги мне, Корсо. Расследование не закончено!
– Тебе не удастся выпорхнуть из венского будуара, отряхивая перышки; придется понять: ничто никогда не заканчивается. И научиться жить с этим делом, как с камнем в желудке, вот и все.
Она обогнала его и загородила выход:
– Ты так ничего и не понял в этом деле, Корсо. Ты знаешь, что случилось под Ла-Маншем, когда ты следил за Собески?
Коп почти забыл про ту загадочную погоню.
– Он должен был передать свою картину. Ту самую, которую закончил в ночь убийства Софи Серей. Обмен произошел в туннеле. На нейтральной территории.
Перед Корсо на мгновение возник силуэт художника в тот день: шляпа, рюкзак, на котором лежал свернутый коврик. Когда он перехватил Собески в Блэкпуле, коврик исчез.
Как подобная деталь могла от него ускользнуть?
87
У Клаудии он подхватил два вируса.
Первый – любовного разочарования. Открытая рана, которой надо дать время зажить. Корсо воспринял это стоически и даже почувствовал, как образ адвокатессы отдаляется по мере возникновения все новых причин забыть ее. Он должен сосредоточиться на Тедди и довольствоваться Мисс Берет.
Другим вирусом, куда более опасным, было подозрение, что убийца из «Сквонка» по-прежнему разгуливает на свободе…
Клаудия никогда и не предполагала, что Корсо будет ей помогать, но она знала, что, несмотря на пафосные речи о смирении, достаточно одного крошечного факта, иногда даже слова, чтобы всплыли на поверхность все его собственные сомнения…
История с туннелем под Ла-Маншем была пустяком, но в то же время пополнила собой длинный список деталей, в отношении которых он попал пальцем в небо. В последующие дни у него возникла мысль, что убийце Софи и Элен удалась выскользнуть из раскинутой сети.
И это не Собески и не Перес. Кто-то третий.
