– Вы стали любовником той и другой?
Собески отхлебнул шампанского и снова поднял бокал:
– И я бы еще добавил: одновременно.
– Одновременно?
– Мы имели обыкновение встречаться втроем.
– Вы им платили?
– Бывало по-разному. Но часто они уходили без денег. Мы наслаждались. Предавались маленьким сексуальным радостям. Потом я рисовал их… И мы засыпали втроем, как младенцы. Если хотите, я мог бы показать вам наброски. Я бережно сохраняю все. – Он разразился сардоническим смехом, снова окрашенным легким удивлением. – При моем нынешнем положении это куча бабок!
Выходит, Софи и Элен, названые сестры, ничьи дочери, упорно скрывавшие свою дружбу и никогда так и не сумевшие обрести равновесие в нормальной сексуальности, закончили свои дни в постели этого отощавшего борова.
– Очень нескромно было бы спросить, об играх какого рода идет речь?
– Разумеется! Так вы здесь для этого?
Корсо смолчал, он ждал ответа.
– Частенько разные садомазо-трюки, но в основном все заканчивалось пеггингом.
– Я не знаю, что это.
– Наведите справки.
Не глядя на него, Барби вполголоса шепнула:
– Я тебе объясню.
Корсо коротко, по-военному, кивнул и осознал, что держится слишком скованно, будто аршин проглотил. Он не мог бы сказать, шокирует его этот тип или же он завидует его непринужденности.
– Когда вы видели их в последний раз?
– Я бы сказал… недели три назад.
– Вы не сверились со своим ежедневником?
Собески расплылся в улыбке:
– Ровно двадцать два дня назад. Проще всего отдать его вам, тогда вы будете в курсе всех моих дел и поступков.
Подобное чистосердечие скорей озадачивало, однако Корсо в очередной раз побоялся за деревьями не увидеть леса.
– Вы знали, что Нина увлекается играми садомазо в Интернете?
– Разумеется. – Собески сделал вид, что дрожит всем телом. – Все эти штуки, которые она совала в свою киску… Я до сих пор содрогаюсь…
– Элен признавалась вам, что спит с трупами?
– Ни одна ни другая ничего от меня не скрывали.
– Похоже, такие игрища вас не шокируют.
– В тюрьме меня сотни раз насиловали. Мне в зад пихали предметы, о которых вы и понятия не имеете. Я видел мужиков, которые перерезали себе глотки, когда сосали у своего насильника. Вот что меня действительно смущает, так это то, что в тюрьмах допускают подобные действия по отношению ко взрослым, которые не соглашаются… А вот то, что делает совершеннолетняя прожженная шлюха во Всемирной паутине или в морге, касается только ее…
– Имейте хоть немного почтения, вы говорите о покойных.
– В моих устах слово «шлюха» – не ругательство.
Корсо знаком передал эстафету Барби: этот гаер его уже утомил.
– Вы как будто не слишком потрясены смертью своих… подружек.
– Что меня потрясает, а что нет – не ваше дело.
Корсо заметил, что у него недостает некоторых зубов. Какое удовольствие могли находить Софи и Элен в постели с этим големом? Наверняка еще одно извращение…
– Какого рода отношения связывали вас с жертвами?
– Я вам только что рассказал.
– То есть исключительно сексуального характера?
– Это самые тесные связи, насколько мне известно. Вы по-прежнему не хотите шампанского? – игриво предложил Собески. – Это бы помогло вам расслабиться…
– Тот факт, что обе жертвы были близки с вами, вас не тревожит? – бросил Корсо.
– Не только я знался с ними.
– Но только вы семнадцать лет провели в тюрьме за убийство.
Собески расхохотался:
– Я этого ждал с тех пор, как вы переступили порог! Мое прошлое всегда со мной, верно? В ваших убогих полицейских мозгах это преступление навсегда превращает меня в преступника? Никакого шанса встать на путь исправления?
Корсо, проигнорировав вопросы Собески, произнес:
– Совершенное вами в восемьдесят седьмом году преступление похоже на убийства Софи Серей и Элен Демора.
– Вы плохо осведомлены, майор. Как я понял, нынешний убийца – псих, соблюдающий очень четкий ритуал. Ничего общего с моей историей. Когда я убил ту бедную девушку, я был совершенно обдолбан. Она застала меня, я запаниковал. Я ударил ее…
– Вы связали ее нижним бельем.
– Не тем, которое было на ней.
– То есть как?
– Я схватил то, что было под рукой! Я находился у нее в спальне. Открыл ящик, вот и все.
– Она была одета, когда вы ее связали?
– Конечно. Я просто хотел усмирить ее. Она не переставала вопить. Я ее ударил, чтобы она умолкла. Согласен, слишком сильно… Но повторяю, я был совершенно обдолбан.
Корсо знал про Безансонское дело. В поисках, за что бы зацепиться, он указал на прикрученные к верстаку тиски:
– Для чего здесь этот инструмент?
Собески обернулся к прилавку:
– Какой инструмент? За вами не поспеть, старичок… – (Корсо вытянул указательный палец.) – А, тиски с зажимом. Я использую их, чтобы натягивать холсты на подрамники.
– Вы сами это делаете?
– Я все делаю сам. В тюрьме у меня не было ассистентов.
Стефан подошел к приспособлению и склонился, чтобы получше рассмотреть его.
– Вы позволите нам прийти в мастерскую, чтобы взять пробы?
– Никаких проблем. Мне скрывать нечего.
Корсо прошелся вдоль прилавка и остановился перед репродукциями Гойи.
– Вы знаете, где экспонируются оригиналы?
– В фонде Чапи, в Мадриде. Всем поклонникам Гойи это известно. Я много раз ездил туда полюбоваться ими.
Сыщик резко обернулся к Собески:
– Именно это вы и сделали в минувшую субботу?
– В субботу? Нет, а почему вы спрашиваете?
У него за спиной раздался голос Барби:
– В этот день у вас был билет на рейс «Иберии», улетающий в семь сорок в Мадрид.
Собески вздрогнул и схватился за сердце, делая вид, что удивлен вопросом:
– Вы меня напугали! – Он ухмыльнулся. – Честное слово, я оказался меж двух огней.
– Отвечайте на вопрос, – нанес удар Корсо. – Позавчера вы ездили смотреть эти картины?
– Ни в коем случае. У меня была встреча с моим испанским галеристом. Можете проверить. Его зовут Хесус Гарсиа Перес. Я что-то не понимаю: вы за мной следите?
