Коп вошел в главный зал службы криминального учета, похожий на какую-нибудь занюханную лабораторию Ботанического сада. Соломенные тюфяки, колбы Бунзена, несколько центрифуг: конечно, зачем нам современное оборудование вроде того, что в городке будущего из фильма «Эксперты»?
[53]
Он быстро поздоровался со специалистами, ковыряющимися в компьютере. Или в микроскопе. Корсо так и не разобрался, чем занимаются эксперты, и от одного факта пребывания в их логове у него болела голова.
Какой-то парень в белом халате двинулся ему навстречу – светлая стрижка, как у человечков из игры Playmobil, широкое лицо с робким выражением, узкие плечи – явно скроен не для поля боя.
– Лейтенант Филипп Марке. Я могу вам чем-то помочь?
Корсо представился и попросил разрешения взглянуть на картины Собески.
– Полотна как раз на экспертизе. Пойдемте.
Они прошли в другое помещение. Ноги едва не застревали в щелях между расшатанными половицами. Атмосфера как никогда напоминала обстановку школьного кабинета физики или химии конца семидесятых.
Картина с изображением Софи была закреплена на металлическом мольберте. Из двух специалистов, суетящихся вокруг полотна, одного он знал с незапамятных времен. Николя Лапорт – координатор, с которым ему часто случалось работать, умный, знающий свое дело, но в отличие от Корсо активный член профсоюза и вечный скандалист.
– Что-то нашли? – поинтересовался у него Корсо.
– Ничего особенного. Судя по результатам экспертизы масляных красок и лаков, Собески завершил это полотно неделю назад.
Выходит, Собески написал свое свидетельство сразу после убийства, работа заняла у него два-три дня. Затем он подготовил убийство Элен Демора – сделал эскиз – и перешел к действию. Все сходилось, но в мозгу Корсо по-прежнему звенели слова подозреваемого: «Решение внутри…»
– Это все, что ты можешь мне сказать? – спросил он, внимательно разглядывая картину.
Лапорт пустился в бесконечные специальные технологические разъяснения, которые Корсо не слушал. Склонившись над «натюрмортом», он старался сосредоточиться на малейших деталях.
Собески написал картину в стиле гиперреализма – жуткая изогнутость тела, ставшее смертными путами скрученное нижнее белье, превратившийся в зияющую рану рот, разметавшиеся по цементному полу волосы… Художник не упустил ни одной детали: от камня в горле, ребро которого мог видеть зритель, до его острых краев, готовых прорвать плоть…
– А что это там, справа? – спросил сыщик.
– Где?
– Вот там, черный угол.
Корсо указал на странный прямоугольный предмет в правом нижнем углу картины – деталь, не имеющую отношения ни к земле, ни к цементу и отличающуюся от всего остального.
Лапорт надел очки и наклонился, чтобы посмотреть совсем близко.
– Вот черт! – наконец сказал он, разгибаясь.
– Что?
Сняв очки, эксперт несколько секунд молча смотрел на Корсо. И тут сыщик тоже понял.
– Мы погибли, – только и сказал Николя Лапорт.
46
Корсо вызвал Барби к себе в кабинет.
– Есть одна загвоздка.
– Не поняла, – отозвалась та.
– Собески не рисовал свои сцены преступлений in situ
[54], он брал их с фотографий службы кримучета. Вместо реальной натуры – снимки, которые находились у них в отделе. Он даже не поленился изобразить угол полипропиленового чемоданчика научников, который попал в объектив камеры.
– Ты хочешь сказать…
– Кто-то ему дал или продал эти изображения.
– С него станется пририсовать любую деталь, лишь бы сделать вид, будто он белый и пушистый.
– Нет. Мы с Лапортом нашли тот снимок, который копировал Собески. Тут не поспоришь.
Первым, кого следовало допросить, был фотограф службы учета, который присутствовал на свалке в Потерн-де-Пеплие 17 июня этого года, а также на пустыре в Сен-Дени, – некоего Бенжамина Нгуена, двадцати девяти лет, офицера полиции, уже четыре года работавшего в отделе криминального учета. Николя Лапорт ручался за него, но им все равно придется вытрясти из парня душу.
Со своей стороны, Барби проверит все посещения сайтов: каждое из них сохранялось в памяти компьютера. Легко узнать, кто, в какой день и час проглядывал тот или иной снимок. Но Корсо склонялся к мысли, что дело в бумажных носителях, которые какая-то сволочь втихаря продала. Достаточно распечатать снимки – и отследить их уже невозможно.
Самым важным было прошерстить людей Борнека. Именно они вели расследование в тот момент, когда предположительно было продано фото Софи Серей. Так что напрашивалось обоснованное предположение, что сволочью мог оказаться один из них.
В действительности позже был продан другой снимок, уже Элен Демора. А значит, под подозрение попадала вся служба кримучета, группа Борнека и, почему бы нет, люди Корсо тоже…
– Ты их знаешь? – спросил он у Барби.
– Кое-кого.
– И как они, кошерные или нет?
– Полной уверенности нет никогда.
Корсо обреченно покачал головой. С самого начала расследования какой-то коп постоянно контактировал с тем, кто стал подозреваемым номер один. Вдобавок ко всему это означало, что Собески не был убийцей. На данный момент Корсо не желал об этом думать.
– Надо докопаться до источника денег.
– Что ты хочешь сказать?
– Собески купил эти снимки. Он за них заплатил. Деньги должны оставить след.
– Ты что думаешь, он перевел их через государственное казначейство?
Барби права. Все наверняка было проделано из-под полы, наличными.
– И все же проверь его банковские счета. Может, в интересующие нас периоды он снимал крупные суммы.
Барби явно была настроена скептически – как, впрочем, и он сам. Одно не терпело отлагательств: сделать все возможное, чтобы избежать скандала в собственных стенах. Корсо решил взять быка за рога, то есть Собески – за яйца.
– Скоро вернусь! – бросил он без всяких объяснений.
Он сбежал по лестницам и оказался во дворе службы криминального учета. Собески сидел под замком в подвальном этаже Дворца правосудия. Согласно условиям его задержания, он скоро предстанет перед судьей, который предъявит ему обвинения. Только тогда у него появится право на «перемещение» (копы использовали специфический язык), то есть на поездку в один конец – в тюрьму.
