– В тот вечер, – продолжил Делаж, – кто с вами связался?
– Диана Ватель. Во второй половине дня.
– В каком точно часу вы приехали?
– В полночь.
– Филипп Собески был там?
– И уже в полной готовности, если можно так выразиться…
– И в чем заключалось ваше участие?
Абель бросил взгляд на Собески: можно ли все рассказать, стоя у свидетельского барьера? Корсо казалось, что ему это снится. Шел процесс по делу о двойном убийстве, а этот «привратник при удовольствиях» озаботился узнать, не нарушает ли он этические обязательства профессионального сексомана.
Утвердительно моргнув, Собески дал свое согласие.
– Ну что ж, я там был в основном для того, чтобы вступить в близкие отношения с Филиппом, в то время как он сам занимался Дианой. Расклад понятен?
Председатель невольно кивнул. В сторонке Клаудия наслаждалась своим триумфом. Публика то шокированно замолкала, то смеялась, но все верили рассказу Абеля.
Тренер сообщил еще кое-какие подробности, в целом подтвердив рассказ Дианы Ватель. Учитывая такие детали, как вибратор, смазка и содомия, его свидетельские показания имели весьма специфический колорит.
До сих пор обе любовницы Собески казались искренними, но в конечном счете любовь или совсем иное чувство могло сбить их с толку, толкнуть на лжесвидетельство… да просто заставить запутаться в датах и часах. Вмешательство Абеля все переводило на иные рельсы, нейтральные и беспристрастные.
Прокурор и представитель истца из экономии времени не стали настаивать:
– Вопросов нет, господин председатель.
Клаудия Мюллер тоже воздержалась. Миссия выполнена.
Корсо посмотрел в высокие окна зала заседаний: золотистый свет заходящего солнца означал близкое окончание сессии. Было около шести вечера, и на сегодня всем действительно хватило.
Председатель собирался объявить перерыв, когда встала Клаудия Мюллер:
– Господин председатель, я хотела бы, чтобы мы выслушали еще одного человека с целью получения дополнительной информации.
– Сейчас?
– Этот человек приехал специально и хотел бы уехать сегодня вечером.
– О ком идет речь?
– Джим Делавей, более известный под прозвищем Little Snake
[74].
– В каком качестве вы его вызываете?
– Он тот самый мужчина, который провел ночь с шестого на седьмое июля с Филиппом Собески в Блэкпуле.
Пришел черед Корсо подскочить: где она откопала этого парня? Шум в зале нарастал, как волна.
– Господин председатель, – вмешался Ружмон, – я протестую! События в Блэкпуле не рассматриваются в данном суде.
– Что вы можете ответить? – обратился Делаж непосредственно к Клаудии.
– Господин председатель, дело в Блэкпуле не является предметом рассмотрения в нашем процессе, но оно упоминалось в дебатах. Кстати, майор Корсо не скрывал, что присутствие обвиняемого в Блэкпуле в ночь этого убийства представляется отягчающим обстоятельством.
Председатель кивнул:
– И что?
– Я прошу дать мне возможность очистить моего клиента от подозрений, чтобы они никак не повлияли на решение присяжных.
– Хорошо.
Впавший в оцепенение Корсо увидел, как к барьеру подошел Джим «Little Snake» Делавей, «классная соска», призрак, придуманный, как он полагал, Филиппом Собески, человек-алиби, которого английские копы так и не смогли найти. Как она отрыла этого свидетеля, совершенно выпавшего из поля зрения? Предложила денег? Оплатила частных сыщиков на месте? В любом случае респект.
Существовала и другая возможность: она сама создала из ничего этого спасительного свидетеля, наняв в Блэкпуле торчка, готового рассказать что угодно. Но Клаудия была не из тех, кто пойдет на подобный риск. А главное, увидев долговязого жердяя, который пробирался к свидетельскому месту, он узнал его: тот самый парень, которого взасос целовал Собески в пидорском переулке.
Перед ним мгновенно возник новый сценарий. В тот вечер художник искал сексуального партнера и нашел его в лице парня по кличке Гаденыш. Корсо лично присутствовал при их судьбоносной встрече. Затем появились скинхеды. Драка. Бегство. Прятки. Двое любовников просто укрылись где-то и получили свой кусочек удовольствия.
Корсо начинал покрываться холодным потом. Может ли такое быть, чтобы он ошибся на все сто? Что Собески невиновен? Что абсурдное утверждение про «подставу» правда? Это предполагало, что убийца сам подложил улики в тайную мастерскую Собески и все досконально продумал, чтобы Собески оказался на его месте. В сущности… а почему бы и нет?
Английский акцент Гаденыша был таким сильным, что вызывал отвращение. Казалось, в конце каждой фразы он выплевывает свое презрение и усталость. Физически он полностью соответствовал своим интонациям: вялый, засаленный, он как будто ставил себя явно выше (или ниже) материальных обстоятельств. Длинная прядь постоянно падала ему на лицо, закрывая один глаз, как полуоторванная штора, и он манерным жестом или движением головы, достойным оперной дивы, все время откидывал ее назад.
В то же время его морда крутого парня и татуировки склоняли чашу весов в сторону драчливой шпаны. Этот Джим скорее хулиган, чем трансвестит из «Присциллы, королевы пустыни». Настоящий ублюдок из Блэкпула, рожденный после одноразового перетраха и обмытый пивом.
Гаденыш разразился монологом и поведал то, что Корсо видел собственными глазами: встреча в гей-квартале, страстный поцелуй, начало мордобоя, бегство… Без всяких комплексов он пояснил, что уже много лет занимается проституцией в том квартале, а Собески показался сочным клиентом во всех смыслах слова.
И что самое замечательное, все произносилось по-английски. Клаудия предусмотрела переводчика и наушники, которые были заблаговременно выданы каждому присяжному, тем самым по-настоящему взяв процесс в свои руки. Корсо опешил: приговор, который еще вчера казался само собой разумеющимся, вдруг оказался в подвешенном состоянии…
– Куда именно? – нетерпеливо спросил председатель.
Гаденыш только что объяснил, что отвел клиента в свою снятую на год конуру.
– Адрес вам ничего не скажет. Это рядом с Национальным парком и сраными roller coaster, от которых адский грохот. Потому я и плачу гроши…
– А Филипп Собески оставался с вами всю ночь?
– До рассвета, honey
[75]. После queer-bashing ему было не по себе, бедной французской лапушке. – Делавей подмигнул Собески, тот в ответ послал ему воздушный поцелуй. – Пришлось всю ночь его утешать.
