Корсо не больше остальных догадывался, куда это заведет, но исповедь казалась правдивой – и он уже предвидел, что новый Собески без труда выпутается из этого дела.
– Среди всех произведений Гойи самым большим моим наваждением были «Pinturas negras». Не только из-за их стиля, но и из-за истории их создания. Когда Гойя их писал, он уже был старым, больным, глухим…
– Ближе к фактам, Собески.
Пакостник продолжал, как будто ничего не слышал:
– Гойя написал эту серию не на холсте, а на стенах своего дома. Кошмары, видения, бред, крутившийся у него в голове, он перенес на камень. У него не осталось выбора: он был пленником окружавшей его тишины. Я уподобился ему и написал сцены ужасов в его стиле. Это приходило ко мне из глубины воспоминаний о жизни в камере. На протяжении многих лет я тоже жил в Доме Глухого.
Делаж заговорил громче, словно действительно обращался к инвалиду:
– Собески, какое отношение все это имеет к убийствам Софи Серей и Элен Демора?
Художник поднял руку, прерывая его: терпение.
– Когда я вышел из тюрьмы, я не в одночасье стал известным художником, который раздает интервью налево и направо. Как и все бывшие зэки, я не мог перескочить через клеточку «реадаптация». Ассоциация подыскала мне работу у одного реставратора старых картин. Там я всему и выучился. Можете проверить, три года я пахал там днем и ночью.
Председатель взглянул на часы, но прерывать обвиняемого не стал. Не каждый день убийца превращается в фальсификатора, тела – в картины, и все это всего за несколько дней судебных заседаний.
– У меня ушло четыре года, прежде чем я оказался способным написать свои собственные «Pinturas negras». Я научился идеально подражать стилю Гойи, но главное – я решил технические проблемы.
– Какие технические проблемы?
Вопрос вылетел у председателя совершенно невольно. Казалось, видя, как его процесс тонет в столь долгих отступлениях, он разрывается между любопытством и отчаянием.
Собески прокашлялся. Он сиял. В очередной раз он преуспел в своем шоу, пусть и шел к нему самым извилистым путем. Спектакль превратился в грандиозный сеанс магии.
– Когда говорят о работе фальсификатора, в первую очередь думают о сложностях имитации стиля. Но это лишь одна из проблем, и далеко не самая важная. Настоящие препятствия носят физический характер: картина великого мастера, обнаруженная в наши дни, подвергается целой серии экспертиз, цель которых – установить ее подлинность. На сегодняшний день враг фальсификатора – не стиль, а химия.
– Мы здесь разбираем дело об убийствах. Куда вы клоните?
– Я к этому и веду. Чтобы изготовить подделку, я разработал строгую последовательность действий с использованием старых холстов и сложных химических составляющих. В ночь убийства Софи Серей я как раз заканчивал одно из таких произведений.
– Вы можете это доказать?
– Я работал не один.
– А с кем?
– С Юноной Фонтрей.
Снова шум в зале. Перед глазами Корсо возникла девушка, шлифующая посредственные скульптуры в бамбуковых зарослях. Помогать Собески создавать новых Гойя было куда рискованней и увлекательней.
– В ту ночь вы не вступали в сексуальные отношения?
– Отчего же? – Он засмеялся. – Пока сохло полотно.
– Прекратите играть с нами, Собески, и говорите яснее. Если единственное, что вы можете, – это предложить нам прежнего свидетеля, то я не вижу, в чем мы продвинулись.
Собески снова испустил глубокий вздох. Театр или у тебя в крови, или нет.
– Вам достаточно проверить печь.
– Какую печь?
– Этап просушивания является основополагающим при создании подделки. Я разработал технологию, которая позволяет очень быстро сушить картину, имитируя воздействие времени. На выходе из печи моя фальшивка становится твердой как камень – в точности как старинные полотна.
Корсо снова увидел себя перед гигантской печью. В тот момент они с Барби были уверены, что нашли нового Ландрю.
– Ну и что? – спросил председатель.
– А то, что горячая сушка производится в несколько этапов. Только я сам могу регулировать их продолжительность и подбирать нужную температуру. На протяжении нескольких часов я готовил свой холст, проверял, снова сушил, опять проверял…
– И мы должны поверить вам на слово? Где эта картина? Что на ней изображено?
Собески отступил в глубину своей стеклянной клетки:
– Ни слова вам о ней никогда не скажу.
– Почему?
– Профессиональная этика. Произведение той ночи сегодня, возможно, находится в каком-то музее, или я его сжег. Это касается только меня.
– Собески, вы хоть понимаете, что играете с собственной свободой?
Фальсификатор вернулся к микрофону:
– Проверьте память печи. В ней хранятся следы всех операций, проведенных в тот день. Вызовите экспертов. Никто не может взломать ее программу. Отмеченное там время доказывает мое присутствие в мастерской в момент убийства.
Председатель развел руками – эффектный взлет алых рукавов.
– Все это пустое сотрясение воздуха, – заметил он слегка развязно. – Как можно поверить, что вы действительно автор подделок, если вы отказываетесь сообщить нам названия ваших «произведений»?
– Я дал вам «Pinturas rojas» в Мадриде. Проведите анализы, сами увидите.
– А разве их не проводили в момент закупки?
– Конечно проводили, но я свое дело знаю. Я писал на холсте того времени, который сам обработал. Использовал старинные пигменты, те же, что Гойя в восемнадцатом веке…
– Значит, невозможно определить, идет ли речь о подлиннике или о подделке старинной картины?
Собески улыбнулся. В белом костюме, изогнувшись над микрофоном, он выглядел действительно впечатляюще. Исхудавшая рок-звезда, шелковый призрак, все повидавший и несущий в своих чертах стигматы собственных излишеств.
– В моей работе есть один прокол. Прокол, которого испанские эксперты не заметили. В качестве белой краски я выбрал свинцовые белила, как и художники того времени. Но я был недостаточно предусмотрителен: в современных белилах не тот изотопный состав и не то содержание микроэлементов, что в восемнадцатом веке.
Председатель скривился:
– Слишком много технических деталей…
– Я изложу суть. В белилах, которые я использовал, присутствует свинец, который сам по себе содержит уран, а количество урана сегодня можно измерить. Его атомы со временем распадаются. Сделайте анализ моих «Pinturas rojas» под этим углом – и вы обнаружите, что в них еще слишком много атомов урана, а значит, они написаны не более десяти лет назад.
