— Согласен.
— Так я зову?
— Он что — в Кремле уже?
— Каюсь, княже, провёл. Уж больно известие ужасное.
Князь был заинтригован.
Едва боярин вошёл, перекрестился на образа и поклонился князю, как Дмитрий велел ему сесть. Встречались они как-то с Юрием, правда — давно это было, много лет назад. Постарел боярин, но Дмитрий его узнал сразу.
— Князь мой, Олег Иванович, желает тебе, князь, жене и детишкам твоим здоровья.
— Спасибо. И Олегу Ивановичу всего наилучшего.
— Боюсь, княже, наилучшего не будет. Князь просил всё на словах передать, бумаги или пергамента не писал.
— Сказывай.
— Нонешним летом хан ордынский, Мамай, с войском великим и союзниками на Москву войною пойдёт.
На какое-то время князю Дмитрию показалось, что он оглох. В ушах звенело, мысли путались. Но он собрался и сказал внезапно осипшим голосом:
— Верно ли сие? И откуда сведения?
— К нам, в Рязань, приезжал посол Мамаев, мурза Исмаил. Поведал о сборе войск и походе. Предложил хан к нему союзником присоединиться, даже договор передал.
— Когда?
— Велено войску собраться на Семёнов день, в августе. Хан будет стоять на Красивой Мече, что за Доном.
Князь кивнул.
— Знаю, Олеговы земли.
— Как только ты с войском подойдёшь, нам велено за твоими полками встать — поодаль, а потом, когда сеча начнётся, в спину тебе ударить!
— Ловко задумано! Погоди, а кто за моими полками встанет? Рязанцы одни?
— Да нет же! Хан договорился с Великим князем Литовским, Ягайло. Он должен через рязанские земли на соединение с нами идти.
Князь переглянулся с Бренком. Действительно, армия собиралась огромная.
В разговор вмешался Бренок.
— А кого хан ещё в союзники взял?
— Про то нам пока неведомо. Мурза сказал только, что будут ещё наёмники — копейщики генуэзские. Думаю, как всегда, когда Орда в большой поход идёт, присоединятся армяне, черкесы, ясы, буртаны. Да несть им, басурманам, числа!
Князь был в растерянности. Картина предстоящего похода Орды на Москву рисовалась просто удручающая.
— Так. Теперь скажи, а князю Рязанскому какой интерес меня упреждать?
— Княжество своё сохранить в целости хочет. Хан ему за участие в походе обещает отдать Лопасню и Коломну, Москвою завоёванные. Только ведь татарам на слово верить нельзя. Коли они тебя, князь, одолеют, города пограбят, что им помешает всей силой на Рязань ударить?
— А Литве что обещано?
— Про то, князь, разговора с мурзой не было. Всё, что сам слышал и что князь мне сказал, слово в слово тебе пересказал.
Возникла пауза. Инициативу перехвалил Бренок.
— Чем Олег ещё помочь Москве сможет? За то, что известил, низкий поклон и благодарность.
— Через земли свои беспрепятственно к Дону пропустит, постарается Ягайлу к бою не допустить. По крайней мере, на несколько дней задержит, за то ручается. Воинов и ополченцев из охочих даст. Много не сможет, у самого воинства мало. Только они ополченцами одеты будут, чтобы татарва не опознала.
— Хм, серьёзно! И что же Олег взамен хочет?
— Коли победа твоя случится, все трофеи пополам, и за стол переговоров по Лопасне и Коломне сесть.
— Справедливо. Вот что. Михаил тебя сейчас из Кремля выведет. На людях старайся не появляться — узнать могут. Если нужда возникнет, пошли рядового воина к воеводе моему, Михаилу Андреевичу. О месте встречи сговоритесь. А чтобы опознали да пропустили — держи вот.
Князь стянул с левой руки перстень и протянул его Юрию. Тот сразу надел его себе на палец.
— Как чего нового узнаем, сразу тебя известим.
Посол тайный поклонился князю Дмитрию и в сопровождении Михаила вышел. Князь схватился обеими руками за голову.
— Боже мой, за что?! Почто наказываешь и испытания тяжкие шлёшь?
Князь подошёл к образам, висящим в углу, и стал молиться.
Тихо скрипнула дверь, вошёл Михаил. Он дождался, пока князь завершит молитву.
— Что мыслишь делать, княже?
— Думу собирать завтра.
— Это не уйдёт. Гонцов уже сегодня во все княжества посылать надобно. Время не терпит. Сам слышал — у нас только два месяца в запасе. Пока рати соберутся да к месту сбора дойдут.
— Где собираться будем?
— Да как всегда, в Коломне. Но то — с удельных княжеств. Ополчение московское — здесь, у Кремля. Боброка немедля в известность ставить надо, иначе — нехорошо получится.
— Вот сам и скажи. И писца ко мне пусть пришлёт. Надо для гонцов грамотки приготовить.
— Только пока всё должно в тайне быть. Дружинников вроде на сторожи собираем, ополчение из краёв дальних у Коломны будет. Ордынские соглядатаи ничего увидеть не должны. А уж как времени совсем мало останется, заставы все перекрыть, чтобы никто из Москвы не вышел. Даже если и узнает Мамай, что мы готовимся, уже поздно будет.
— Разумно. На тебя с Боброком полагаюсь. И ещё: я соберу только ближних бояр и воевод на совет. Полагаю, что всем пока знать новость ни к чему, в Москве татар полно — своих и пришлых.
— Правильно, — кивнул Бренок, — шила в мешке всё равно не утаишь, но чем позже, тем лучше.
Бренок ушёл, а к князю явился писец с доской и мешком чернильных принадлежностей на поясе. Он уселся на лавке, и князь стал диктовать послания.
Бренок же направился к товарищу своему, большому воеводе Дмитрию Михайловичу Боброку-Волынскому.
Воевода был в благодушном настроении, однако, когда узнал страшную весть, опечалился.
— А сколько воинства супротив нас собирается, рязанец не сказал?
— О литвинах, я полагаю, немного позже известно будет. Князь Рязанский обещал их задержать, на поле боя не пустить. А вот насчёт ордынцев — неведомо. Мамай землями только к закату от Волги владеет, за Крымом, да ещё наёмники будут. По прикидкам — едва ли не больше сорока — сорока пяти тысяч воинов наскребёт, если считать без рязанцев и Литвы.
— Разве это мало? — изумился Боброк. — Нам, чтобы столько же наскрести, дружины и ополчение со всех княжеств собрать надо. Да сам знаешь, Тверь пообещать может, а на поле бранное не явится. Михаил Тверской издавна к Литве тяготеет. Небось, Ягайло уже послов тайных в Тверь послал. В лучшем случае, они не придут, в худшем — войско тверское к литвинам на соединение пойдёт.
— М-да! Нет, чтобы собраться всем да и рубить Орду.
— Эка хватил, боярин! Многие князья усиления Москвы боятся, чтобы удельными князьями под рукой Дмитрия не стать. Ежели Москва поражение потерпит, так они, небось, только рады будут. А то невдомёк, что, разбив и разграбив Москву, Орда не успокоится и за них примется. Только в единении наша сила и спасение.
