Ловко орудовал боевым шестопёром Юрка Сапожник, прыгнувший следом за Басюком. Бил оружием своим по головам, раскалывая черепа даже под шлемами. По плечам бил, ломая кости, по рукам, слыша хруст костей и крики боли.
— А, суки! Не нравится? А не ходите не Русь!
Вмиг проделали ополченцы брешь в обороне копейщиков, за ними другие хлынули, всё расширяя её. В других местах свои способы находили.
В полусотне саженей ополченец костромской Петруха Вьюнок перед копьями упал, перекатился поближе к павезам да, вскочив, — чеканом по рукам, по головам! Повалились двое копейщиков из первого ряда, он на их тела вскочил, да за второй ряд принялся. А те сделать ничего не могут: в руках — длинные копья, враг — на расстоянии вытянутой руки, и за ним следом другие ополченцы ломятся.
Воспряли духом русские пехотинцы — и иноземцев хвалёных бить можно!
А Бренок, сидя на лошади, держался за раненый бок — вроде так полегче было, и наблюдал за боем.
В центре сначала пешцы отступили немного, но затем в нескольких местах пробили бреши в рядах копейщиков и начали яростно рубиться. На левом фланге ратники засадного полка добивали заслон татарский.
Михаил повернул голову вправо, в боку больно кольнуло. Обходя пехоту, за их спины прорывался отряд всадников. Впереди вроде татары, а за ними — воины в невиданной доселе одежде и защите, никак — наёмники.
— Похоже, черкесы, — выдохнул кто-то из бояр.
— В спину пехоте ударить собрались! — добавил кто-то.
Конников было немного, около двух сотен, но беды они немалой натворят, ударив в спину пешцам.
— Гонца в большой полк! Срочно на правый фланг три сотни! — распорядился Михаил. А сам оборотился к боярам. Он понимал, что, пока доберётся гонец, пока отдыхающие после боя дружины соберут сотни, пройдёт время. Надо сейчас связать всадников боем. — За мной! Возьмём татар на сабли!
Около полусотни воинов и несколько бояр поскакали за Михаилом.
Татары сразу приметили красный плащ и золочёный шлем Михаила. Не до пехотинцев русских им стало, более важная и лакомая цель появилась.
Две группы всадников неслись навстречу друг другу. Расстояние быстро сокращалось. Вот уже Михаил чётко различает переднего всадника. Судя по кольчуге, украшенному шлему-мисюрке и щиту, татарин явно был из знатных. Тем больше чести!
На дистанции в десять саженей воин справа от Михаила, явно охраняя и оберегая Бренка, ловко кинул сулицу, угодив татарину в грудь.
Сшиблись! Засверкали сабли, глухо стукались щиты, ржали лошади.
С Михаилом бился рыжеусый черкес. Физически сильный, он сразу обрушил на боярина град сабельных ударов. Бренок прикрывался щитом, изредка сам нанося ответные удары. Улучив момент, он уколол противника в приоткрывшийся бок. Черкес успел ударить его по правой ноге, разрубив поножи и ранив. Сам же враг продолжал сражаться, хотя Михаил готов был поклясться, что его удар достиг цели.
На помощь черкесу подоспел татарин. С небольшим круглым щитом и без брони он продержался бы недолго, будь один на один с Михаилом. Но теперь он крутился слева, отвлекал внимание на себя, и Михаилу пришлось распределять своё внимание на обоих. Где же наши? Почему так долго нет конников из большого полка?
Ему удалось, привстав на стременах, рубануть черкеса, отрубив тому правую руку у локтя, и тут же он повернулся к татарину — но поздно. Сильный удар поперёк спины, аж в глазах потемнело, за ним — второй. Бренок упал с лошади.
А тут и сотни подоспели. Во главе — Дмитрий Ольгердович. Сразу в сечу врубились, окружили противника. После яростной схватки, в которой и пешцы помогли, стаскивая татар и черкесов с лошадей баграми, уничтожили врага.
— Князь тут был, в сече! Князя ищите! — крикнул кто-то из бояр.
Только по плащу красному, княжескому, отыскали Бренка под телами убитого татарина и туши лошадиной. Михаил был ещё жив, дышал хрипло и весь был в крови. Стянули с него кольчугу, разрубленную в нескольких местах, перевязали тряпицей раны. А кровь не унимается — слишком глубоки раны на спине. Рёбра разрублены, кровь в ране пузырится.
— До лёгких татарин достал! Боярина — на плащ и к ставке несите! А ты, — Дмитрий ткнул пальцем в воина, — скачи в засадный полк и передай воеводе Боброку, что Бренок ранен тяжко. Пусть теперь командует самолично.
Гонец умчался.
Михаила донесли до ставки и положили у дуба, рядом с сигнальщиком.
— Лекаря! Срочно!
Михаил потерял сознание.
Глава 11 БОБРОК
Оповещённый гонцом, Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, главный воевода всего войска и воевода засадного полка, прибыл в сопровождении нескольких бояр и полусотни всадников. Соскочил с коня у лежащего навзничь Бренка.
— Эх, боярин-воевода! Что же ты сам в бой полез? Себя не берег? Воевода — голова для войска! Как воевать без головы?
Но Михаил лежал без сознания, повязка обильно пропиталась кровью.
— Лекарь смотрел его?
Подошёл лекарь, покачал головой.
— Не жилец он, воевода. Отойдёт вскоре, раны серьёзные.
— Жаль, хороший воевода. Попозже подъеду.
Обычно во время боя ранеными никто не занимался. Воины сами оказывали помощь себе и своим товарищам. Каждый возил в перекидной суме сушёный мох, нитки, иглу. Когда бой заканчивался победой, ранеными занимались лекари и сами ратники. Коли ратник выжил, лёжа на поле боя, то и дальше жить будет, коли загноилась рана — не будет. Таких на телеги клали и обозом домой отправляли. Раненых противника добивали на поле боя.
Своих убитых после боя собирали, рыли братскую могилу и хоронили. По православному обычаю, с отпеванием, поскольку с воинством всегда священник ездил.
С чужих убитых снимали оружие, броню, да так и бросали бездоспешных на поле боя — воронам и шакалам на поживу. Оружие, как и другие железные изделия, всегда собирали, потому что железо стоило немалых денег. Знатные тогда трофеи были.
Дмитрий Михайлович занял место раненого Бренка в ставке, рядом с сигнальщиками. Общее положение своих и мамаевых войск он знал, следил за ходом боя из Зелёной дубравы, а в последнем бою самолично участвовал.
Боброк-Волынский окинул взглядом опытного воеводы поле боя. Ополчение русское стояло на месте, успешно сдерживая натиск копейщиков, а в нескольких местах даже вперёд продвинулось.
К князю подскакал воин из числа лазутчиков.
— Боярин-воевода! Конница татарская, скрытая за холмом, уходит!
— Как уходит? Куда? — не понял сначала Боброк.
— Про то мне неведомо. Говорю, что сам видел. Уходят по дороге к Красивой Мече.
От этого известия Боброк растерялся слегка. Что задумал Мамай? Отвести всадников своих и, пройдя по землям рязанским, соединиться с Ягайло и вновь ударить на русское войско? Тогда не устоять, больно потери велики. Или уходит совсем, в Орду свою, почувствовав, что не одолеет войско Дмитрия?
