— То, о чём вы говорите, клевета!
— Клянусь честью, это провокация!
— Я заявляю протест!
Главное, иметь соответствующие полномочия и верительные грамоты. А ещё послу надо уметь публично обижаться, изображая оскорблённую невинность. Так понимают роль послов разведчики, отлично зная, что в дипломатической и нелегальной разведке своя иерархия. Второй секретарь миссии по своему воинскому званию и статусу разведчика может быть гораздо выше её руководителя, а сиволапый истопник в городской бане, не умеющий трёх слов связать без «ну» и «это», может быть никем иным, как опытнейшим резидентом, у которого в подручных ходит не только полковник Франкини, сам занимавший в дипломатической резидентуре российского Генштаба не последнее место, но, может быть, и генеральный консул, а то и сам посол. То, что делается на виду у всех, особой роли не играет. Официальный статус это ширма, а что там за ширмой, за тройными голубыми занавесками из набивного китайского шёлка или блёсткой турецкой парчи — тяжёлой, с бахромой — поди узнай! Но лучше этого не делать. Невидимая миру иерархия подполья, состоящая сплошь из людей, приученных работать тайно, тут же свернёт вам башку. Посольство это бутафория. Кулисы балагана. Непроницаемый занавес. Если хотите, сцена итальянской оперы с её скрытой механикой, способной быстро менять декорации. Вот почему на вопрос: за кем из русских дипломатов следят турецкие ищейки в первую очередь, можно смело отвечать: за всеми. Вот отчего кругом — сплошь переодетые агенты. А за какими важными секретами любая контрразведка охотится особо? За посольскими шифрами. А шифры эти за семью печатями, то ли в комнате без окон, где находится лаборатория дагерротипов, то ли в подвальной каморке с потайной дверью, которую не сразу и найдёшь, даже стоя около неё.
Родные в Петербурге думают, что ты посольский кучер, а ты на самом деле шифровальщик. Ни мать о том не знает, ни отец. И брат не знает, кто ты есть, да и не надо ему знать — здоровше будет.
Второй шифровальщик — хмурый, молчаливый и оттого как бы слегка сутулый увалень, числился дворником, но с дворницкой метлой его никто не видел. Да и вообще мало кто знал, что таковой имеется. Днём он спал, а по ночам «шаманил». Посольский дешифровщик — худой, узкий в плечах, с болезненно-бледным костистым лицом, тоже не любил бывать на людях. Как и оба шифровальщика, которых Хитрово называл «совами», он ютился в узкой комнатке, похожей на тюремный каземат. Еду для этих «сов» готовили отдельно, как правило, вечером. В роли повара выступал обычно посольский архивариус, небольшой ростом, очень не видный собой, за исключением глаз — умных, пытливых, внимательных, — специально обученный кулинарным премудростям, или студент посольства Кимон Аргиропуло, красневший до корней волос в присутствии смешливых дам, и по странному свойству натуры любивший возиться у кухонной плиты, если его не задействовали на посольские мероприятия.
Ни шифровальщики, ни дешифровщик, никогда не появлялись в зале торжественных приёмов, но они бывали в канцелярии, в кабинете посла и в библиотеке, располагавшейся в просторной смежной комнате, сплошь заставленной высокими (до потолка) стеллажами для книг. За пределами посольства их никто не видел. Даже в сад не выходили — жили в закрытом режиме. Из шести комнат, в которые они могли заходить в ночное время, а в дневное только в три, включая кабинет посла, днём они не заходили ни в одну. Обычно, если в том была нужда, секретари посольства сами спускались к ним — в подвальный лабиринт. Понятно, что ни шифровальщикам, ни дешифровщику, никто завидовать не собирался: для здоровых мужиков жить взаперти, без соответствующих плотских развлечений, дело тяжкое. Подвигу равное. Каждый шифровальщик, — носитель тайных сведений, военных и экономических секретов; каждый дешифровщик — данник и колодник особого негласного надзора. А разведкам всего мира именно такие люди и нужны, в чьих необычных мозгах всё время множатся секреты — большой стратегической важности. Стоит шифровальщику рискнуть, махнуть для развлеченья в город, как попрошайки-инвалиды, зрячие «слепцы» и быстроногие калеки с костылями, хитроглазые торговцы опиумом и приворотным зельем, вперемешку с квасцами для симуляции девственности, нахальные сутенёры и осторожные контрабандисты сразу же возьмут его в кольцо, пойдут по следу, и раскусят, что это за фрукт. А чтобы гурманы из турецкой полиции остались с носом, истекли слюной, так и не отведав лакомого блюда, шифровальщика «захомутает» наша контрразведка. Тихо, быстро, незаметно. Так что, ни о каких любовных авантюрах, каким бы он решительным и падким на женские прелести ни был, шифровальщик может не мечтать. Даже зародись в его толковой голове дурацкий план по обольщению какой-нибудь местной красотки, пусть даже самого доступного пошиба, чувство долга и страх за свою жизнь (кому охота быть убитым в одночасье?) безжалостно принудят его, данника присяги, тоскливо куковать и сладострастно грезить в подвальной комнате российского посольства. Не даром драгоманы окрестили её «каменным склепом», а сам дворец миссии нарекли «фешенебельным застенком». Впрочем, есть ли разница, в каких условиях бытует шифровальщик? В какой подвальной или же иной тайной каморке ходит он из угла в угол, охваченный волнением любви, о какие шершавые стены «казённого» дома стукается бедолага разгорячённым бессонницей лбом? Если разница и есть, то весьма небольшая. Всё равно он вечный рыцарь её величества военной тайны; государственной секретности. Вот почему Горчаков вынужден был при подборе кадров руководствоваться двумя главными критериями: профессиональной подготовкой и политической ориентацией. Видимо, поэтому на взрывоопасном Ближнем Востоке большинство консульских постов было предоставлено исконно русским дипломатам, а в самом российском МИДе существовала Цифирная (шифровальная) часть. Служили в ней двадцать пять лет. Каждый пять лет повышалось жалование — на одну пятую часть. Цифирная часть состояла из Цифирного комитета и Первой экспедиции Канцелярии. В обязанности Комитета входило рассмотрение новых шифров, определение их назначения, изучение «вновь открытых секретных ключей» и наблюдение за деятельностью Цифирной части. Первая экспедиция при Канцелярии МИД занималась составлением шифров для переписки Министерства с дипломатами и консулами в «чужих краях», а так же для российских правительственных учреждений. Занятия чиновников при Канцелярии заключались в разборе депеш и бумаг, писанных секретным ключом, открытие которого составляет г л а в н е й ш у ю их задачу. Они дешифровщики. Взломщики чужих секретных кодов. Руководство Министерства иностранных дел ревностно следит за тем, чтобы чиновники Цифирной части не переходили на работу не то что в другие министерства и ведомства, (об этом можно и не заикаться), но даже в другие подразделения МИДа. У дешифровщика и содержание особое, и пенсия высокая, если он «когда откроет сам полный иностранный ключ и тем покажет совершенную свою способность к сему роду работы». Как старшие, так и младшие чиновники при Канцелярии получают квартиры непременно в одном месте: в одном из зданий МИДа.
Хочешь не хочешь, протестуй не протестуй, взывай к благоразумию или проклинай людскую глупость, войны идут постоянно, ни на миг не прекращаясь. Они идут, как на генштабовских картах, так и за столом дипломатических баталий. Политика — игра опасная и ставки в ней высокие. То же самое в разведке. Тем более, в военной. Вот почему здание российского посольства с приездом Игнатьева стало напоминать большой четырёхтрубный броненосец с его таранно-сокрушительным форштевнем, безотказной судовой машиной и тремя десятками убийственных по своей мощности орудий.
