— А меня одолевают журналисты, но я от них бегу, как от чумы, — поведал о себе Игнатьев. — Принц Карл уже дважды звал меня обедать в Бухарест, прислал нарочно своего гофмаршала. Желает видеть меня завтра. Вообще ко мне в Румынии очень любезны и внимательны.
— Я думаю, надо уважить принца, — учтиво предложил князь Церетелев и попросил Николая Павловича передать поклон Екатерине Леонидовне.
— А вы ей сами напишите, — посоветовал Игнатьев. — Ваша весточка её очень обрадует. — Он улыбнулся и сказал, что, зная прыть Екатерины Леонидовны, многие в главной квартире полагают, что если кампания наша продлится, то она тут же прикатит в Румынию под видом Красного Креста. Румыны уже её ждут, обещают предоставить помещение. Это при таком-то наплыве народа!
— А как ведёт себя «старик»? — имея в виду князя Горчакова, спросил Алексей Николаевич и по-казачьи скрестил ноги.
Николай Павлович сказал, что утром собирались на совет, и канцлер был пристыжен императором.
— А Горчаков, конечно же, бесился? — Церетелев обеими руками уперся в колени, и погоны его заломились.
— «Старик» и наш лондонец Шувалов поступили крайне бессовестно в отношении к государю, запутав нас в переговоры с Англией и обещая невозможные уступки, — раздражённо ответил Игнатьев. — Бедовые люди! Только интриговать умеют против честных людей. Под предлогом миролюбия, они хотели компрометировать Россию.
— Каким образом? — спросил Алексей Николаевич, чувствуя, что его шеф до крайности взволнован.
— Они хотели разделить Болгарию. Южную часть оставить туркам, а северной дать автономию.
— Хитро! — сверкнул глазами Церетелев. — Мало того, что южная часть самая населённая и образованная, так она же, ко всему тому, ещё и самая богатая.
Николай Павлович кивнул.
— Британцы и враги славянства давно носились с этой мыслью, а теперь они её внушили нашему послу — недальновидному Шувалову и канцлеру.
— «Старик» всегда поддерживал его.
— А в мою сторону шипел, если вы помните. Боюсь, что точно так же, как они, твердя о мире, во что бы то ни стало, привели к войне с Турцией, так ныне они завлекут нас в ссору с Англией, обнадёжив её, что мы всё уступим.
— Если уже не завлекли, — сказал Алексей Николаевич, и доверительно понизив голос, сообщил, что у турок на противоположной стороне, как минимум, сто пятьдесят шесть тысяч человек, значит, потери будут большие.
— Упаси Бог, — вздохнул Игнатьев.
Князь Церетелев широко перекрестился.
— Между турками заметили английских офицеров в их красных мундирах и куртках.
— Словом, дали мы османам время приготовиться к войне, — безрадостно проговорил Николай Павлович, думая о трудностях кампании.
— Но самое обидное не это, — озадаченно сказал князь Церетелев. — У меня сложилось впечатление, что они знают наши планы. Так, например, турки уже теперь стягивают войска и строят укрепления на пунктах, избранных для переправы, тогда, как наши полки и дивизии только начинают двигаться по этим направлениям. Это очень настораживает наших.
Игнатьев понял, что под словом «наши» Алексей Николаевич подразумевает, прежде всего, отца и сына Скобелевых, а вкупе с ними всех кубанских казаков.
— Очевидно, что у турок, благодаря английскому золоту и разветвлённому польско-венгерскому шпионству, не говоря уже о сребролюбии евреев, нет недостатка в агентах, — Николай Павлович помедлил и добавил: — Что у нас сейчас творится за спиной, страшно представить. Кто только нынче не толчётся в наших уездных городах, в наших столицах. А про Румынию, Плоешти, Бухарест и говорить не приходится. Сплошь иностранные агенты. Здесь даже наш константинопольский знакомый Цедербаум.
— Из пароходного общества?
— Да.
— Но он-то здесь, с какого боку?
— О! — шутливо закатил глаза Игнатьев, — Цедербаум секретарствует в местной еврейской общине, взявшей на себя поставку фуража и провианта для армии, а также снабжение госпиталей. Вертится, как бес перед заутренней.
Князь Церетелев улыбнулся.
— Еврей ищет гешефт, а нам подавай славу.
Глава VII
Ускоренная переправа русских войск была назначена в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое июня, но первыми переправились в три часа утра, в кромешной тьме, под проливным дождём, на лодках и плотах Ряжский, и Рязанский пехотные полки. Дело было молодецкое, лихое. Нешутейное. Поскольку все дома в низинной части города Браилова были затоплены по крыши, не говоря уже про мост, который скрылся под водой, корпусный командир Циммерман отправил бригаду из Галаца. После трёхчасового плавания в камышах высадилось десять рот, и тут же началась пальба. Три тысячи турок с четырьмя орудиями и черкесской конницей яростно атаковали смельчаков. Были очень трудные минуты. Бой продолжался до заката, в течение двенадцати часов — безостановочно, несколько раз становясь рукопашным. Молодые солдаты выказали себя героями. При самых невыгодных условиях, в откровенно страшных обстоятельствах, они смело, без оглядки бросались на турок, выбили их из окопов, перемоглись под убойной картечью, отбились от конных черкесов, успевших вырезать звено в плотной цепи, и преследовали их с криком: «Ура»! Получив подкрепление, турки ринулись в контратаку, но, как только к нашим подоспела одна четырёхфунтовая пушка, они тотчас повернули вспять. Отвлекающий манёвр удался, и человеческие жертвы — сорок пять убитых, (из них два офицера), и около ста раненых — были совсем не напрасны. К вечеру на противоположный берег переправилось до пятнадцати тысяч русских солдат, но основные силы армии переправлялись в другом месте: южнее Зимницы.
Тридцать шесть осадных орудий до Слатины подвезли по железной дороге, построили батареи, и наша артиллерия стала громить Никополь и Рущук — первый выше по течению реки, а второй ниже. Солдаты строго соблюдали маскировку и распространяли слух о том, что переправа состоится в другом месте. Вводили турок в заблуждение. Помещением главной квартиры в Драче, сосредоточением войск и приготовлениями к переправе, которых скрыть было нельзя, иностранные агенты и османы убедились, что Никополь будет местом нашей переправы. Турки спешно возвели с десяток новых укреплений и увеличили войско до пятнадцати тысяч солдат, оставив в Систове не более двух тысяч.
Вот тогда великий князь Николай Николаевич (старший) и решился окончательно форсировать Дунай южнее Зимницы, напротив Систово. Решение его держалось в строжайшем секрете. Даже царь узнал о месте переправы за два дня до её проведения.
Начать переправу поручили пехотной дивизии под командованием генерал-майора Драгомирова. Профессор академии Генерального штаба Михаил Иванович Драгомиров считался знатоком в таком нелёгком деле, как преодоление водных преград. Его фундаментальный труд «О высадке десантов» считался в войсках образцовым.
В два часа ночи, под покровом темноты, на воду спустили понтоны и лодки. Несмотря на сильный ветер, который, правда, заглушал плеск вёсел, ровно через сорок пять минут понтоны причалили к берегу. Началась высадка десанта. Быстро, ловко, как учили, солдаты заняли плацдарм и, обеспечивая высадку новых частей, открыли огонь по турецким укреплениям, двигаясь в сторону Систово.
