К счастью, детям не хватало веса и боевого умения, чтобы с ходу причинить друг другу серьезный ущерб. Они били, практически не защищаясь. Главное – попасть, травмировать, щедро одарить болью и ненавистью! Оба просто сочились этой отвратительной ненавистью, излучали ее, заливая полкоридора черными эмоциями, невозможными для гематров.
– Н-на!
– П-получи!
– А-а-а!..
Внуки Луки Шармаля не удержались на ногах. Они упали, покатились прочь, в сторону кольцевого тоннеля, продолжая неистово драться. Право слово, степень агрессии зашкаливала. Давид схватил сестру за волосы. Джессика вцепилась Давиду зубами в плечо. Рыча, девочка мотала головой, будто в деталях следовала рекомендациям пособия по самообороне. Пожалуй, в обширной памяти гематрийки где-то лежало и жуткое:
«Кусают участки тела, не прикрытые одеждой. При укусе желательно поворачивать голову справа налево и слева направо, зафиксировав место, где происходит укус…»
Это длилось вечность – секунд пять-шесть.
Но столбняк напал не только на Лючано. Голем тоже впал в ступор, теряя драгоценные капли времени. Эдам без промедления ринулся бы защищать детей от любой внешней угрозы. К несчастью, угроза оказалась внутренней. Защита одного ребенка грозила повреждениями другому; вмешательство ставило нерешаемую задачу:
«На чьей стороне?».
Каждый миг промедления пережигал в големе несуществующие провода. Летели искры, шипела горящая изоляция. Есть задачи, не имеющие решения. Есть решения, вступающие в конфликт с жизненным опытом. Есть опыт, от которого нет пользы. Есть… нет… быть не может… Наверное, Эдама удалось бы переклеить, сняв последствия опасного противоречия – но не сейчас, в другое время и в другом месте.
Голем легко выбрал бы, на чьей он стороне, дерись Лука Шармаль с Айзеком Шармалем. Отец против сына – ясно, что выбирать. Дед наказывает внуков, хоть ремнем, хоть словом, хоть лишением сладкого – тоже ясно. Но схватка близнецов? – подобного с подобным, равного во всем, в мелочах…
– Разними их!
Сперва Лючано не понял, кто кричит. Лишь когда горло разодрал кашель, протестуя против надсадного вопля, кукольник узнал, что кричал он сам. Его возглас сорвал голема с места. Без малейших признаков изящества, утратив пластику танцора, Эдам рванул вперед – функциональная и деловитая торпеда. Стопорная пауза закончилась, пришло время действий. Судя по скорости бега, он преодолел бы расстояние от себя до детей за пять-шесть секунд, какие потерял, колеблясь.
Но промедление внесло неожиданные коррективы.
В том месте коридора, где близнецы начали драку, из стен выдвинулись решетки. Внешние края их топорщились концами поперечных прутьев – ни дать, ни взять, чудовище повернуло голову набок и разинуло пасть, норовя ухватить челюстями юркую добычу. Решетки с лязгом сошлись: старый добрый металл, никаких полей – перегородив коридор.
Человека с големом отсекло от очага агрессии. Система не тратила ресурс на пустые оповещения: немедленно, мол, прекратите, иначе пожалеете! Драчуны, продолжив войну, катились к периметру, где отсутствовал контроль насилия. Интерес автоматики к гематрам падал по мере приближения детей к нейтральной зоне.
Программа выполняла главную задачу: если возникла агрессия, остальные заключенные должны утратить возможность присоединиться к дерущимся или пострадать в результате чужих неправомерных действий.
Решетки – идеальное средство.
«Это из-за меня! – вспыхнула догадка. – Стой здесь один голем, система и не подумала бы отсекать его от детей. Эдам не фиксируется „следаками“ и локаторами. Для ЦЭМа он – не человек. Неужели дети все рассчитали до мелочей? Расстояние от себя до голема, мое появление в коридоре, степень агрессии, движение в сторону периметра, ступор голема, реакцию системы, решетки, все-все-все… Зачем?!»
С разбегу, не успев или не пожелав затормозить, Эдам налетел на преграду. Прутья ахнули от удара, но выдержали. Отступив на три шага назад, голем второй раз врезался в заграждение – прыгнув не по-человечески, спиной вперед. Живой таран заставил решетку содрогнуться. В стенах послышался глухой хряск, взвизгнули крепления.
– Вернитесь! – пронзительно завопил Эдам на одной ноте.
Сейчас голем очень напоминал машину или систему «Шеола», когда та изрыгает команды через акуст-линзы. Впрочем, в данный момент система молчала, не в силах оценить, кто или, верней, что пытается разрушить решетку.
– Вернитесь, молодые хозяева!
Его зов подстегнул детей. Прекратив драться, близнецы вскочили на ноги и понеслись вперед со всей возможной скоростью. Вылетев в кольцевой тоннель, они свернули направо и исчезли из поля зрения.
– Верни-и-и…
Голем оборвал крик на середине – сообразил, что звать бесполезно. Тонкие пальцы музыканта вцепились в прутья. Узкая спина щеголя напряглась. Треснула ткань пиджака, раскрываясь посередине, между лопатками, уродливой щелью. Ноги танцора уперлись в пол, словно желая врасти в пластик до колен.
Молча, с сосредоточенностью фанатика, рушащего лже-кумира, голем стал рвать решетку на части – так во время ремонта, балуясь, срывают со стен отставшие старые обои. Сопротивляясь, металл в отличие от голема издавал удивительные звуки. Чудилось, Эдам борется не с косным материалом, а с живым существом, гигантским раком, вдребезги разнося его панцирь.
Скрип, стон, хруст; прутья вздыхали, лопаясь. Автоматика безмолвствовала: она угодила в то положение, в котором недавно пребывал Эдам. Происходящее не предусматривалось базовой программой. Решетка, по оценке «следаков», самоуничтожалась без видимой причины. На стенном мониторе возникал контур тела, намечен еле-еле, чтобы сразу сгинуть – идентификация голема срывалась, не дойдя до логического завершения.
А Эдам ломал.
Часть прутьев врезалась в его плоть – трансформируясь, всасываясь, увеличивая массу и силу. От пиджака остались клочья, рубашка висела лохмотьями. Улетели обрывки брючного ремня. Голем остался без штанов – они сползли на пол. Это было бы смешно, когда бы не пугало. Безволосые ноги Эдама белели двумя свечками, оплывая, меняя форму, наращивая дополнительный объем мышц.
Лючано не знал, сколько это продолжалось. Заворожен величественным зрелищем, он очнулся лишь тогда, когда голем ворвался в пролом, достаточный для его новых габаритов, и, ускоряясь, погнался за беглецами. Понимая, что не в силах тягаться с Эдамом в скорости, кукольник все же поспешил следом.
За спиной загнанной лошадью храпела решетка, исковеркана до неузнаваемости. Система пыталась втянуть остатки заграждения в стены. Ничего не получалось: пазы отказывались принимать внутрь этот кошмар.
Прямо вперед.
Направо.
По кольцу, не обращая внимания на псевдо-иллюминаторы.
Он отдавал себе команды, как заключенный, ведомый упрямой автоматикой. Бежал, сбив дыхание, спотыкаясь на ровном месте. И всю дорогу думал о какой-то безумной ерунде.
