Дедушка спокойно спал. В свете луны я видела его бледное измученное лицо и старалась двигаться тише, чтобы не разбудить, — хватит уж с него, настрадался.
Плохо соображая, что именно делаю, я оделась, набросив сверху ветровку Константина, которую он так и не забрал, взяла сумку и заколебалась. Дверь скрипела, вдруг разбужу? К счастью, номера находились на первом этаже, поэтому я распахнула пошире окно, приоткрытое по жаркому времени, и выбралась наружу.
Что же дальше?
Пройдя немного по улице, я заметила стоянку с одиноким такси, в котором дремал водитель. Пришлось постучать. Он вздрогнул и приоткрыл окно.
Стараясь говорить как можно лучше, я назвала адрес, а садясь в машину, задумалась. Примерно в это же время мы с Ником уезжали из Москвы. Каркала ворона, предвещая беду, и она не ошиблась. Сейчас же все было просто и никаких дурных предзнаменований.
— Быстрее, пожалуйста, быстрее! — торопила я таксиста.
Я сама не понимала, куда так спешу, просто знала: нужно спешить.
Когда мы подъехали к дому, я сунула водителю купюру и, не дожидаясь сдачи, бегом бросилась к подъезду. Какой код набирал Ник? Странно, цифры всплыли в голове словно бы сами собой. Дверь распахнулась, и в подъезде зажегся свет.
Я бежала по ступенькам, задыхаясь и не помня себя.
«Скорее! Скорее!» — настойчиво стучало в висках.
Вспыхивающий на площадках свет сопровождал меня, словно указывая путь. Вот и нужная квартира… Я остановилась, и в тот же момент дверь распахнулась, выпуская наружу мужчину с большим чемоданом и кукольной коробкой в руке.
Увидев меня, он застыл на месте.
— Не ожидал, любимый? — Я криво усмехнулась.
Ник смотрел на меня, и в его ярко-сапфировых глазах не отражалось ни единой эмоции.
— Ну проходи, — он оглядел лестницу, чтобы убедиться, что я одна, и впустил меня в квартиру.
Где-то на периферии сознания мелькнула мысль, что входить не стоит — что я смогу сделать против сильного крепкого мужчины? Он тоже понимал это, а потому ничуть не беспокоился.
— Поговорим?
Он взглянул на часы.
— Знаешь, дорогая, я, пожалуй, пойду. У меня мало времени. Но я очень рад, что ты заглянула.
— Ты не уйдешь! — Я прислонилась к двери, загораживая ему путь.
— Вообще-то уйду, и ты мне не помешаешь. А ты пока посидишь в нашей семейной квартирке, раз заглянула сюда. Тебе надо отдохнуть. Плохо выглядишь.
— Твоими молитвами, — парировала я, но он, кажется, не понял. — И это не твое, — я протянула руку к коробке с куклой.
— Не мое?! Да что ты говоришь! — Ник расхохотался. — Да будет тебе известно, что это как раз мое! Эта кукла — наше семейное достояние, она принадлежала моей бабушке. Это вы отняли ее у нас! Это вы пришли в наш дом и разрушили его, отобрали все, что у нас было!
Его красивое лицо исказила злоба, и я подумала, что никогда не знала этого человека. Как я могла его любить, если даже не знала?
— С чего ты взял, что именно эта кукла ваша? — попыталась возразить я.
— С того, что она — копия моей бабушки в юности, — ухмыльнулся Ник. — И зовут ее Моника, а вовсе не Гретхен. Знаешь ли ты, через что пришлось пройти нашей семье после того, как вы разрушили нашу жизнь? Нет, ты этого даже представить не можешь! Как же долго я искал! Как долго ждал этого часа и вот дождался!
— Ты женился на мне ради куклы? — голос внезапно сел.
Я уже все понимала, но иногда просто надо услышать все.
— А ты думала? Ради чего я бы еще взял в жены такую, как ты, — Ник скривился. — Но вот ты сама привезла ее сюда, через границу. Теперь она моя. Я вернул наше достояние! И мне и вправду пора. Не скучай, милая.
2014 год, март
Бабушка умирала. Ее тело под больничным одеялом казалось очень маленьким, почти незаметным, а лицо напоминало лицо мумии. Даже падавший из окна солнечный луч только подчеркивал принадлежность Моники к другому миру. Отец говорит, что когда-то она была очень красивой. Судя по одной-единственной уцелевшей фотографии — это точно. Но когда? Да полно, помнит ли она сама это время? Дожить почти до ста лет — это нужно постараться. Она пережила и сына, и невестку, Никлас даже думал, не переживет ли бабушка и его самого?
— Эмиль, — она назвала его именем отца, но Ник не стал поправлять, разве это уже важно? — Эмиль, помни, о чем я тебе говорила, всегда помни!
Он знал эти бесконечные разговоры о том, что когда-то они были очень богаты и невероятно счастливы. А потом настала война, к ним пришли враги и отняли все, что было.
Отец вот всю жизнь ждал, что справедливость восторжествует и однажды к ним вернется былое богатство и уважение. Он ждал чуда, а поэтому не находил в себе желания что-то делать своими руками. Работал в канцелярии, получал гроши и жил в одном из самых захудалых районов Берлина, женился, кстати, на русской — наверное, думал приманить к себе таким образом удачу. Не приманил. Жили они как кошка с собакой, а денег вечно недоставало. Никлас помнил, как впервые остро почувствовал свою нищету. Это было в то время, когда рухнула Берлинская стена, и мальчик увидел других немцев — благополучных, чопорных, беззаботно шатающихся по барам. Это стало открытием, поразившим Ника. Выходит, все бабушкины бредни правда? Значит, и он должен быть среди тех, благополучных и счастливых, получить то, что заслуживает по праву рождения.
Вернуть собственность, разумеется, оказалось нельзя. Ник знал, что дед его занимал важную должность в Рейхе, а сейчас все в Германии усиленно делали вид, что даже слова такого не знают — нет, не были, не привлекались.
Вот тогда на смену восхищению пришла ненависть. Почему кто-то живет, не зная горя, а они вынуждены перебиваться кое-как и экономить буквально на всем? Почему у других есть новые модные вещи, а он второй год ходит в тесных отстойных ботинках?
Но словно на их семью наслали проклятие. Сколько ни бился Ник, ничего не удавалось.
— Ты должен ее вернуть, Эмиль, — прошамкала бабушка.
— Кого? — Ник качнулся на стуле и зевнул. Вот и сегодня день выдался нелегкий. А разве легко нести свет истины и вешать лапшу на уши сухим и жадным, как церковные мыши, кумушкам или румяным толстякам, подлаживаясь под каждого и надрываясь, чтобы получить от них скудное пожертвование. Расставаться с деньгами немцы не любили. — Так кого это мне нужно вернуть?
— Куклу! — бабушка вдруг вцепилась в его руку костлявыми пальцами, и это показалось Нику хваткой самой смерти, он попытался высвободиться, но бабушка держала крепко. — Помнишь, я говорила? Ты обязан вернуть куклу! В ней и проклятие, и благодать. Она должна находиться в семье.
— Конечно, даже не беспокойся, бабушка, — он снова попытался освободиться, на этот раз успешно.
— Ты не понимаешь! — бабушка беспокойно заворочалась. — В ней все наше достояние.
