Я пообещала подумать над этим. И уже на следующий день купила в аптеке противозачаточные таблетки. Как позже оказалось, сделала это удивительно вовремя, поскольку весь месяц нас преследовали постоянные неудачи с презервативами. То они сползали, то они рвались, а в итоге Вадим просто отказался их надевать.
Семейная жизнь катилась своим чередом. Постепенно из стажера я доросла до должности повыше с соответствующей зарплатой. Больше мне не надо было копить на обновки. Я позволяла себе и салоны красоты, и маникюр, чем безмерно раздражала мужа, который по-прежнему не имел доступа к моим деньгам. Вадим все чаще возвращался с работы подозрительно веселым и с легким ароматом алкоголя. На мои вопросы лишь отмахивался — мол, почудилось, он ведь за рулем. Закончилось все тем, что однажды его остановили за превышение скорости, учуяли подозрительный запах и лишили прав. Вадим так переживал произошедшее, что принялся пить пуще прежнего. И в конечном итоге его попросили с работы за систематические опоздания и прогулы.
Сама удивляюсь, почему после этого я терпела его так долго. Наверное, надеялась, что он все-таки образумится и возьмет себя в руки. Но нет. Вадим ударился в депрессию. Так показательно страдал и переживал, что у меня язык не поворачивался упрекнуть его в тунеядстве и пьянстве.
В редкие дни, когда Вадим был трезв, я пыталась начать непростой разговор. Уговаривала его обратиться к врачу, обещала заплатить любые деньги за лечение. Вадим плакал навзрыд, клялся, что это был последний срыв, просил не бросать его в такой тяжелый период. Но держался максимум неделю, после чего все возвращалось на круги своя.
Понятия не имею, где он доставал деньги на выпивку. Свои нехитрые драгоценности и банковскую карту я давно хранила в сейфе на работе, а бытовой техники у нас в квартире было минимум. По-моему, иногда Вадим подрабатывал грузчиком в ближайшем магазине. Правда, оплату брал, так сказать, натурой, то бишь бутылкой.
Не в силах лицезреть его в таком виде и терпеть несвязные речи, я вновь начала задерживаться на работе допоздна. Когда я приходила — он обычно уже спал, сотрясая храпом стены единственной комнаты в нашей квартире. И я устраивалась на диванчике в кухне.
С таким рвением к работе меня быстро повысили до начальника отдела. Но об этом я мужу, по вполне понятным причинам, не рассказала. К тому моменту я была сыта по горло его пьяными ревнивыми сценами и ежедневным лицезрением опухшей морды лица. В постели, по вполне понятным причинам, мы больше не пересекались. Все-таки моя брезгливость оказалась выше чувства супружеского долга. И я просто не представляла, как с этим сизым от алкоголя чудовищем заниматься сексом.
Но на развод я по-прежнему не подавала. Наверное, слишком сильной была установка, вбитая в голову с детства, — лучше плохой мужик, чем никакого. И слишком стыдно мне было перед родителями, которые из-за нашей свадьбы лишь несколько месяцев как избавились от кредитной кабалы.
Однако любому терпению рано или поздно приходит конец. Моя чаша переполнилась в тот день, когда я вернулась однажды пораньше с работы и обнаружила своего благоверного, распивающего водку на кухне с почти не одетой дамой, на лице которой были видны следы неумеренных многочисленных возлияний.
Да, пять лет этого неудачного брака изменили меня до неузнаваемости. Больше я не была скромной тихой девочкой-отличницей, не смеющей повысить голос. Впрочем, я и не орала на этот раз. Тихо сказала, чтобы Вадим собирал вещи. И чтоб ноги его больше не было в моей квартире. Ему хватило наглости полезть со мной в драку. Правда, он был настолько пьян, что сделал всего шаг, после чего запнулся и упал, врезавшись лбом в дверной косяк.
Остальное опишу кратко. Директор фирмы, с которым я была в хороших отношениях, выделил мне в помощь пару крепких ребят из охраны. И Вадим, как и все его пожитки, исчез из моей жизни. Его номер был занесен в черный список на телефоне. Пошлина на развод оплачена. Из совместно нажитого имущества — лишь гниющая во дворе иномарка, на которую я не претендовала. Детей не имелось. Поэтому развод был осуществлен даже не в суде, а в ЗАГСе. Хвала небесам, на заседание Вадим не явился, срока на примирение не просил. Наверное, отмечал обретение свободы от меркантильной стервы в моем лице.
И вот теперь я стояла в тесном коридоре, сжимая в руках заветную бумажку, и глупо улыбалась.
Телефон зашелся в звонкой трели. Я взглянула на дисплей и поморщилась. Мама звонит. Эх, опять будет промывать мне мозги.
— Да, — сухо ответила, прижав трубку к плечу и убирая в сумку драгоценный документ.
— Лариса, а может, передумаешь? — без приветствия жалобно начала мама. — Вадим неплохой ведь парень. Подумаешь, оступился. С кем не бывает. Закодировала бы его. Устроила бы к себе в отдел. У всех случаются ошибки.
— Мама, от его ошибок я слишком устала, — строго ответила я. — Мне надоело быть мужиком в семье.
— Но тебе почти тридцать! — Голос матери стал совсем плачущим. — Подумай, где ты найдешь себе другого? Ты же днюешь и ночуешь на работе. Друзей нет, никуда не ходишь.
— Какого другого? — Я ехидно хмыкнула. — Мама, окстись. Да после этого брака я в жизни не взгляну ни на какого мужика. Хватит. Надоело.
— А дети? — Матушка всхлипнула. — Тебе рожать давно пора. Часики ведь тикают.
— Знаешь, вот про детей вообще не заикайся. — Я перехватила телефон поудобнее и зашипела в трубку, силясь не сорваться на гневный крик: — По-моему, это далеко не лучшая идея — заводить детей от алкоголика.
— Я уверена, что Вадим возьмется за ум, — не унималась мать. — Вот твой отец тоже иногда позволяет себе лишнего. Но ты же у нас умницей получилась. Университет с красным дипломом закончила.
— Вот когда Вадим возьмется за ум — тогда мы поговорим, — отрезала я. — И хватит об этом. Пока меня от одной мысли о мужчинах тошнит.
После чего трясущимися от злости пальцами нажала на отбой. Несколько раз глубоко вздохнула, каждый раз после этого выпуская воздух через рот.
— Знакомая история, — вдруг раздался у меня за спиной приятный женский голос.
Я резко развернулась и открыла рот, желая высказать неизвестной все, что думаю про ее манеры.
По-моему, это крайне невоспитанно: подслушивать чужие разговоры! Пусть я и говорила по телефону в общественном месте, но голоса не повышала.
Однако слова так и застряли у меня в горле, когда я увидела девушку, стоявшую за моей спиной.
Светловолосая, худощавая, в простеньких джинсах и обычной футболке, она внезапно одарила меня такой лучезарной улыбкой, что я вдруг обнаружила, как улыбаюсь в ответ.
— Прости, что заговорила с тобой, — покаялась незнакомка. — Но у тебя было такое счастливое и радостное лицо, когда ты вышла из кабинета, что я сразу поняла: в нашем полку одиноких, но несломленных прибыло.
Странное дело, на работе я терпеть не могла, когда люди начинали фамильярничать с первых минут знакомства. Наверное, слишком тяжело далась мне должность, слишком усердно я работала, чтобы стерпеть снисходительное «Ларисочка» или «милочка» от кого-нибудь, пусть даже старше возрастом. Про «тыканье» и говорить нечего.
