— Наш мир вообще очень противоречивый. — Я пожала плечами, радуясь отдыху и не торопясь возвращаться к утомительному занятию по выписыванию символов. — Многие не верят в магию, но с удовольствием обращаются к гадалкам и оставляют блюдечко молока на ночь для домового. В общем, это тяжело объяснить. А еще у нас есть множество книг, в которых описываются всякие выдуманные приключения. И вот как раз в них подробно описываются всевозможные ритуалы и заклинания как плод фантазии авторов.
— Ясно, — отозвался Джестер. Потер подбородок и словно невзначай добавил: — У нас бы этих авторов ожидал очень серьезный разговор в инквизиции. Есть люди, которые очень чувствительны к шепоту потусторонних сил. И лучше это заблокировать, чтобы не случилось беды. Вдруг кто-нибудь решит на практике проверить знания, полученные таким путем?
— В вашем мире вообще любят все блокировать, — огрызнулась я. — А сами инквизиторы при этом не гнушаются использовать заклинания, запрещенные для других.
Джестер дернул кадыком, как будто какое-то слово встало ему поперек горла. Но молча проглотил мое резонное замечание. Лишь кивком указал на мел, отложенный в сторону.
— Продолжай, — сухо потребовал он. — Мы и без того потратили слишком много времени на пустые разговоры. Скоро проснутся Петер и Агнесса. Да и мои чары на Рейме и Дугласе не вечны.
Я неохотно подчинилась. Пальцы налились тягучей болью, едва только я взяла мел. Глаза заслезились при одном взгляде на последний символ.
Да, нелегкая это работа — быть некромантом. Я бы с превеликой радостью отказалась от подобного магического дара.
Впрочем, после всех этих приключений я бы не расстроилась, если бы вообще была лишена колдовских способностей. Слишком много проблем они приносят в этом мире.
Через несколько секунд все было завершено. Я встала и отряхнула от меловой пыли ладони, с гордостью оглядев свое творение.
Для первого раза очень даже неплохо. Кривенько, косенько, но Джестер не лезет с замечаниями, стало быть, сойдет.
— Хорошо. — Джестер кивнул и вошел в круг, осторожно перешагнув линию. Поманил меня пальцем.
Я послушно встала рядом с ним и замерла, ожидая дальнейших указаний.
Инквизитор мягко взял меня за руку. Поднял ее, развернув ладонью вверх. Выудил из голенища сапога маленький, но очень острый стилет.
— Ты чего это задумал? — боязливо спросила я.
Попыталась отдернуть руку, но пальцы Джестера намертво сжались вокруг моего запястья, не давая этого сделать.
— Верь мне, — шепнул он.
Ага, верь ему. Еще прирежет тут. А потом свалит все на Петера. Что ему мешает хорошенько подкорректировать воспоминания Дугласа и Рейма? Мой бедный муж вряд ли будет что-нибудь помнить из событий сегодняшней ночи.
Я опять отчаянно дернулась, желая освободиться. Но было поздно. Резкий взмах ножа — и на моей ладони расцвел длинный порез.
Больно почему-то не было. Один томительный миг рана оставалась чистой, затем она наполнилась тягучей багрово-черной кровью, которая немедленно начала капать на пол.
— Иди. — Джестер подтолкнул меня в спину. — Отметь каждый символ. Потом я скажу, что делать.
Мне не нравилось все происходящее. Очень не нравилось. И вообще, я уже страшно жалела, что ввязалась в эту авантюру.
Эх, барон Гейб! Ну почему вы просто не скинули книгу с полки, как вас просили? Как будто я для вас мало хорошего сделала.
Но делать было нечего. Глупо сворачивать с пути, когда основная часть работы сделана. И я повиновалась.
Каждый шаг давался мне с таким трудом, как будто я вдруг угодила в вязкую неподвижную трясину. Колени постыдно затряслись уже после первого шага, на лбу вновь выступила испарина, в ушах зазвенело от напряжения.
Один символ. Второй. Третий.
На четвертом я впала в какое-то подобие прострации. Чудо, что вообще не отключилась. Так и тянуло осесть в обмороке, позволив темноте забвения принять меня в свои надежные объятия.
Джестер молчал. На какой-то миг мне почудилось, будто он вовсе ушел, оставив меня одну в этом проклятом круге. Но обернуться я не могла себе позволить. Казалось, что со мной произойдет нечто жуткое, если я позволю себе хоть секундную передышку.
Для меня миновала целая вечность, хотя, полагаю, прошло не более пары минут. И я обнаружила, что стою там, откуда и начинала свою такую тяжелую дорогу.
— Все.
Не знаю, подумала я это или сказала. Губы жгло огнем от жажды, в горле пересохло настолько, что язык превратился в настоящую терку.
В поле зрения появился очередной лист бумаги, подсунутый мне под нос Джестером. На нем была написана какая-то фраза. Но смысл слов упорно ускользал от моего понимания.
Странно, я знала, что сейчас раннее утро. Но в комнате резко потемнело, как будто ночь вновь вступила в свои права. Я едва разбирала написанное инквизитором.
Первое слово само сорвалось с моих губ. В нем не было смысла, или он убегал от моего понимания.
Я слышала свой голос словно со стороны и удивлялась, что говорю все это. Звучало это словно журчание горной реки. Странный ритм убаюкивал, успокаивал, но в то же время все сильнее становилась тревога, которую сначала я почти не ощущала.
Что-то не так. Я понятия не имела, почему эта мысль пришла мне в голову. Но что-то было не так. Джестер ошибся. Или, что скорее всего, намеренно подсунул неправильное заклинание. Я была абсолютно уверена, что совершаю огромную ошибку. Но при всем желании не могла прервать ход ритуала. Я стала наблюдателем, запертым в собственном теле. Все, что мне оставалось, — безвольно слушать и наблюдать за происходящим.
Порез вдруг запульсировал от боли. Кровь, все еще сочащаяся из него, стала обжигающе-горячей. Но я была не способна вскрикнуть или застонать.
И вот прозвучало последнее слово. Гулким эхом отразилось от стен кабинета и вернулось ко мне, многократно усиленное.
— Все.
Это сказал Джестер за моей спиной. Я медленно, очень медленно обернулась к нему. В этот момент границы круга вспыхнули бесцветным жгучим пламенем. Языки огня почти коснулись моего платья, легонько поцеловали в щеки, мигом раскрасневшиеся от жара. Но я не успела даже испугаться, как все пропало. Исчез и мой неумелый рисунок. Теперь ничто не напоминало о проведенном ритуале, кроме раны на моей руке.
Джестер улыбался. Его серые глаза были до краев наполнены торжествующим ликованием.
— Почему ты радуешься? — тихо спросила я.
Он ничего не ответил. Точнее, не успел. С грохотом обрушилась книжная полка, зеркало, в чьем отражении я не так давно увидела барона Гейба, разлетелось на мириады сверкающих осколков.
Я испуганно ойкнула, когда один из них в опасной близости пролетел от моего лица. Ого! Такое чувство, будто барон Гейб в ярости. Я не сомневалась, что именно призрак устроил все это безобразие.
