— Эта же та самая, из леса! — воскликнула Сашка.
Леборхам шикнула.
— Эта, не эта… Какая разница? — проворчала, она, взмахом руки отпуская птицу. — Поторапливайся! Стража сменится через час.
Силуэт Леборхам резко выделялся на фоне темного окна.
— Пройдешь к восточному скату. Там натянута веревка. Не бойся, крепкая. Твои цыплячьи косточки уж точно выдержит. Переберешься на крепостную стену. Там, под зарослями плюща, есть калитка. Будь осторожна, к цветам не прикасайся — их сок обжигает сильнее раскаленного масла, а в листьях прячутся ядовитые шипы. На вот, держи ключ — отопрешь замок. И не вздумай обмануть меня — я тебя из-под земли достану!
Сашка хмуро кивнула и выбралась на узкий карниз. Стараясь не думать о том, сколько метров ее отделяет от каменной мостовой, она, вжимаясь спиной в черепицу, продвинулась до отвесного выступа. Чтобы идти дальше, нужно было развернуться лицом к крыше. Но Сашка застыла. Тело одеревенело от страха, она не могла заставить себя разжать сведенные судорогой пальцы. В глазах плясали черные мошки. Зубы отбивали дробь. Сашка провела языком по обветренным губам. Сделав пару глубоких вдохов, она медленно развернулась на крошечной площадке, где с трудом уместился бы и голубь. Черепица крошилась под ее ногами, как крекеры.
Когда Сашка наконец добралась до восточного склона, на небе уже догорали последние всполохи заходящего солнца. Она заметила веревку, затянутую на железном крюке водостока, — другой ее конец цеплялся за одну из острых пик, торчавших из крепостной стены. Поручение, которое и прежде казалось невыполнимым, теперь выглядело настоящим сумасшествием. Одно дело — идти по стальному тросу, со страховкой на поясе, и совсем другое — по кое-как натянутой веревке, да еще и под уклон. Ветра нет, но до земли добрый десяток метров. Даже если не разобьешься насмерть, попадешь в цепкие лапы средневекового лекаря-костоправа — еще неизвестно, что покажется меньшим злом. Сашка сглотнула, поставила правую ногу на веревку. Та тут же прогнулась под ее весом. Медленно подтянула левую ногу. Пройти-то всего ничего, метров двенадцать: ей ли, исходившей по тренировочному канату над ареной цирка сотни метров, бояться?
Распрямив плечи и подняв подбородок, Сашка сделала пару шагов, балансируя широко раскинутыми руками. Где-то в соседнем проулке раздались голоса подвыпивших гуляк, возвращающихся с ярмарки на набережной. Сашка замерла, не пройдя и трети пути. Веревка стала опасно раскачиваться. «Научиться эквилибру ничуть не сложнее, чем кататься на велосипеде, — уверяла Николь, когда Сашка вновь и вновь позорно повисала на страховочном тросе. — Главное — не останавливаться, двигаться, а вперед или назад — не так важно. Но только так можно поймать равновесие». Закусив губу, Сашка скользнула к ограждению дворцового парка и обеими руками вцепилась в пику, на которую была наброшена веревочная петля. Отдышавшись, мягко спрыгнула в траву.
В сгущающихся сумерках она не сразу отыскала неприметную дверцу. Видно, здесь давно никто не входил и не выходил: трава вокруг была не смята, доски совсем рассохлись, а кованые петли проржавели. Однако замок не так давно смазали: ключ повернулся в скважине легко и бесшумно. Сашка отпрянула, когда в проем скользнула серая тень.
— А, это вы, — выдохнула она. Леборхам не ответила, прислушиваясь к вечернему цокоту цикад и дальним окрикам дворцовой стражи. — Так странно, что вам вообще понадобилась моя помощь. Ну, чтобы пройти во дворец. В лесном братстве рассказывали, что вы по щелчку пальцев можете оказаться в любом месте, где пожелаете.
Леборхам бросила на нее хмурый взгляд, и Сашка прикусила язык.
— Я всего лишь человек, к сожалению. Когда родился наследник, Кронк поставил стражу на все дворцовые ворота. Все, кроме этой дверцы в самом дальнем углу парка. А молодая кухарка так мечтала об обновке, что с радостью выменяла ржавый ключ на красные башмачки. В которых так удобно бежать по кривой дорожке.
Увидев злобную усмешку старухи, Сашка поежилась. Она едва поспевала за Леборхам — полы ее балахона развевались так, словно под ним была лишь вешалка-тренога. Во дворе замка сновали слуги с разной утварью. На старую нищенку и маленького пажа никто не обращал внимания. Леборхам высматривала кого-то, бормоча под нос проклятья. Приметив румяную девушку в холщовом переднике и алых башмачках, которая кокетничала с одним из конюхов, она тихо кашлянула. Повариха изменилась в лице и, наскоро распрощавшись с приятелем, провела их в закопченную кухню.
В бесчисленных котлах что-то булькало, вздыхало и пыхало. На вертеле, который медленно крутил усталый поваренок, зажаривалась туша огромного вепря. Не проронив ни слова, Леборхам толкнула боковую дверь, ведущую на узкую винтовую лестницу. Сашка скользнула следом. Они поднимались, освещая дорогу жалким огарком свечи. Затхлый воздух башни гасил все звуки. Пахло мышиным пометом и пылью. Сашка принялась было считать стертые ступени, но сбилась, когда счет перевалил за третью сотню. Когда, по ее расчетам, они уже должны были взобраться на Эверест, Леборхам остановилась и прислушалась. Откинув тяжелый гобелен, они шагнули в длинный, освещенный факелами коридор с высокими арочными сводами. В нишах стояли рыцари в стальных доспехах. Грозные стражи не сдвинулись с места и не проронили ни звука, только буравили незваных гостей тяжелым взглядом из-под опущенных забрал.
Глава 11
— Это просто жестянки, глупая девчонка, — насмешливо бросила Леборхам, толкнув в бок застывшую в испуге Сашку. — Жди тут!
Дрожащий огонек свечи растаял в сумраке. Оставшись одна среди шорохов, шепотков и завываний ветра, Сашка попятилась, пока не уперлась спиной в каменную кладку. Тени обступили ее со всех сторон, дыша ледяными сквозняками, подбираясь все ближе, затекая в глаза, уши, нос. Минуты ожидания тянулись бесконечно. Когда Сашка уже почти отчаялась, из бокового коридора выплыл робкий огонек. Но это была не Леборхам. Двое мальчишек — ровесников Сашки или чуть младше — в таких же, как у нее самой, нелепых пажеских костюмах, шли, тихо переговариваясь. Первый, длинный и худой, как палка, нес маленький глиняный светильник. А тот, что, поминутно отдуваясь и покряхтывая, шел следом за ним, — поднос с кувшином и какой-то снедью. Сашка шмыгнула за гобелен и затаила дыхание.
— Слышь, Эванс, у меня сейчас руки отсохнут.
— Да не ной ты, совсем чуть-чуть осталось!
Но поднос с легким дребезжанием уже опустился на пол. Послышался тихий всплеск.
— Дай хоть горло промочить. Пока заберешься на эту верхотуру, все башмаки сотрешь.
— Ты что, ешь там, что ли?!
— Да ладно, что раскричался-то? Отщипнул веточку винограда — подумаешь, велика потеря. Да он все равно ни к чему не прикоснется. Зря только таскаем каждый день. А в благодарность — оплеухи да зуботычины. Слыхал, Родрика засекли за то, что он пролил каплю, когда наливал вино из кувшина? А бедняга Уинрой? Лишился правой руки…
Сашка услышала тихий писк.
— Крысы еще эти… Робин вот сказывал, что давеча видел крысу размером с борзую.
