— Вы будете майором, — засмеялась принцесса и с торжеством обернулась к Доманскому, стоявшему в дверях…
«Вот теперь ты точно поедешь…» — сказал себе Христенек.
21 февраля 1774 года в Ливорно стоял солнечный ветреный день. В доме Дика, английского консула в Ливорно, собралось блестящее общество. Двери залы распахнулись. Богатырская фигура Орлова заслонила вход, и он провозгласил:
— Ее императорское высочество Елизавета!
В великолепном туалете, сверкая бриллиантами, подаренными графом, появилась принцесса.
Низко кланяясь, подходили гости к руке принцессы. С благоговением целовали руку.
Граф Орлов представлял ей одного за другим:
— Английский консул в Ливорно и кавалер российского ордена Святой Анны сэр Джон Дик с супругой… Адмирал русского флота Самюэль Грейг…
Грейг в орденах, в парадном мундире почтительно целует руку принцессы.
— Ишь, старая лиса, — шептал принцессе Орлов, — мундир парадный надел. Теперь никуда ему от нас не деться…
Пир в доме Дика в разгаре. В широкие окна гостиной виден залив и корабли русской эскадры на рейде. С кораблей начали палить пушки.
— В честь Вашего императорского высочества! — провозгласил Орлов. — Салют русских моряков наследнице престола!
Гости за столом захлопали. Опьяневший Черномский что-то страстно доказывал по-польски Христенеку. Тот, соглашаясь, кивал. Они поцеловались.
И только один Доманский был совершенно трезв и не спускал глаз с принцессы. Но та не смотрела на него. Она жадно глядела на море, где, медленно совершая маневры, двигались русские корабли. И шептала жене консула Дика, с которой уже успела подружиться, шептала так, чтобы граф слышал:
— Да, да, я его люблю. И пусть я много страдала из-за любви, но я благословляю это страдание…
— Возвышенно! — шептала в ответ жена консула. — Ох, глядите: на кораблях опять стреляют. Всю жизнь я мечтаю побывать там, и каждый раз он мне только обещает, — сказала она, кивнув на супруга. — Вы все можете… Попросите графа когда-нибудь… Только мужу ни слова, он ужасно к нему ревнует. — И она указала глазами на Грейга.
— А вы его? — засмеялась принцесса.
Жена консула потупила глаза.
— Как мы все беспомощны перед ними, — сказала принцесса. И вдруг громко обратилась к графу: — У меня есть желание, граф. Я хочу сейчас же побывать на корабле. Я хочу все увидеть своими глазами.
Наступила тишина. Жена консула захлопала в ладоши. Доманский побледнел.
— Но, Ваше высочество, — начал Орлов, — это невозможно. На кораблях идут маневры. Стреляют пушки, это опасно.
— Я не узнаю вас, граф. Слово «опасно» странно звучит в устах героя, — надменно начала принцесса.
«Ну, все точно! Чтоб ей до смерти захотелось, надо сказать „нет“. Ох и граф!» — усмехнулся Христенек.
— Граф прав, — резко сказал Доманский.
— Клянусь доставить принцессу живой и невредимой на сушу, — сказал дотоле молчавший Грейг.
На лице принцессы промелькнуло сомнение.
— Ты не поедешь на корабль, — торопливо зашептал Орлов, — чтобы ни обещала тебе эта старая лиса! Я тут хозяин… Точнее, поедешь, только с одним условием: венчаться!
— Как… сейчас? — беспомощно спросила принцесса.
— А почему не сейчас? Корабельный священник ждет нас. Сегодня я объявлю свою волю флоту. Твою волю. Иначе не быть тебе на корабле!
Лицо принцессы вновь стало величественным, спокойным. И, с презрительным торжеством взглянув на Доманского, она прошептала графу:
— Что ж, решено!
И, поднявшись из-за стола, сказала, почти приказала:
— Мы все едем на корабль, господа!
— Не забудьте про чин, — прошептал сзади Христенек.
Она засмеялась. Теперь она была совсем спокойна.
Все шумно вставали из-за стола. Доманский растолкал совсем захмелевшего Черномского.
— Мы едем, идиот.
— Куда?
— Вот это я тоже хотел бы знать, — сказал Доманский. И поправил пистолет под кунтушем.
— Как… и вы, господа? — спросил Орлов, с усмешкой глядя на поляков.
— И мы, — ответил Доманский.
— Тогда… — Орлов приказал Христенеку, — две шлюпки к набережной. — И, повернувшись к Грейгу, объявил: — Поднять флаг на адмиральском корабле. И чтоб все офицеры были в парадных мундирах. Ее императорское высочество к рабам своим ехать изволят…
Шлюпки приближались к адмиральскому кораблю. Матросы выстроились на палубе.
— Ура! — разносилось в воздухе.
— По-царски встречают внучку Петра, основателя флота Российского, — шептал Орлов. Глаза его стали безумными. — Ох, если бы ты знала, что я сейчас чувствую…
И он сжал ее, будто загораживая своим телом от высокой волны.
Орлов, принцесса и адмирал Грейг идут по палубе вдоль фронта почетного караула. И опять гремит «ура!»…
Орлов и принцесса стоят на корме. Вокруг толпятся офицеры.
— Наполнить кубки, господа… Граф Алексей Григорьевич любовь свою поминает, — обратился по-русски Орлов к офицерам.
— Что ты сказал? — спросила по-немецки принцесса.
— Любовь! — перевел ей Орлов. — Любовь, будь она проклята! — И, усмехнувшись, добавил: — За священником иду, сударушка!
— Сударушка… — повторила она нежно.
И смеясь, и посылая ей воздушные поцелуи, и все глядя на нее, будто не мог наглядеться, Орлов уходил от нее.
Она улыбалась. И глядела в море.
Христенек смотрел, как медленно уходил граф и как глядела в море принцесса…
«Счастлива…»
— Ваши шпаги, господа, — раздался голос сзади.
Не понимая, она повернулась на голос и увидела, как в толпе офицеров Доманский пытался выхватить пистолет и как Черномский нелепо тащил из ножен свою огромную саблю. Матросы уже висели у них на руках…
«Пора…» — подумал Христенек.
— Что вы делаете, господа? — закричал он и будто попытался вырвать свою шпагу из ножен, и тоже был обезоружен.
И уже Доманский, с усмешкой глядя на принцессу, отдавал свой пистолет.
— Что происходит, господа? — почти беззвучно спросила принцесса.
Морской офицер, стоявший за ней, отрапортовал по-французски:
— По именному указу Ее императорского величества императрицы Екатерины Второй вы арестованы.
— Кто вы такой? — Она еще пыталась быть надменной.
— Капитан Литвинов, прибывший вас арестовать, — ответил офицер.
