От редакции. Эпоха
ХХ век ознаменовался глобальными изменениями в мировой экономике. Интенсивно концентрировались производства и промышленные капиталы, монополизировались важнейшие отрасли промышленности, происходила гигантская концентрация банковского капитала. Монополистическая перестройка экономики сопровождалась социальными сдвигами: шел быстрый рост новых слоев среднего класса (ученых, инженеров, преподавателей, служащих).
Неоклассическая рыночная теория, где рынок представлялся как универсальный и нейтральный механизм, оказывается практически недееспособной. Группа иследователей-экономистов показала, что характер экономики, направление ее развития могут диктоваться не рынком, а господствующей системой ценностей, связывающих общество. Так на стыке политэкономии и социологии возникает новое течение, получившее название «институционализм», основоположником которого считается Торстейн Веблен.
Для институционалистов ключевой стала идея создания надежного механизма социального контроля экономики, который мог бы обеспечить стабильность последней и реализовать управляемое развитие общества. Новые реалии жизни в эпоху монополизации заставили институционалистов сосредоточиться на проблемах экономической власти, связанных с процессами концентрации производства, перестройки рыночных структур и рыночного механизма, с возрастанием государственного присутствия в социально-экономических процессах. В качестве главного объекта деятельности институционалисты выдвинули не рационального, а реального человека. Они активно использовали междисциплинарный подход. В экономический анализ включали такие дисциплины, как психология, антропология, биология, право и ряд других. Институционализм тесно связан с историческим направлением в экономической теории — исторической и новой исторической школой (Фридрих Лист, Густав Шмоллер, Карл Бюхер). Именно отсюда и возникло одно из важнейших утверждений институционалистов. благосостояние общества может быть достигнуто только на основе жесткого государственного регулирования экономики
Под термином «институт» они понимали социальные образования (например, семья, государство, монополия, профсоюзы) или проявления общественной психологии, мотивы поведения, способы мышления, характерные для определенных групп людей или всего народа, — обычаи, традиции, привычки, а также правовые, этические и иные аналогичные социальные проявления.
В 50-60-х годах на новом этапе развития капитализма происходит эволюция институциональной теории. Возникло новое индустриально-технократическое течение. Лидером теории «индустриалистской» ветви институционализма стал американский ученый Дж. Гэлбрейт. В книге «Новое индустриальное общество» он выдвигает концепцию «индустриального общества», где определяющей характеристикой социума становится понятие «индустриальная система».
Гэлбрейт вводит такие формулировки, как «техноструктура», «зрелая корпорация». Он доказывает, что по мере развития корпорации управление ею переходит от отдельных лиц к техноструктуре — группе людей, претендующих на знание по направлению деятельности корпорации. Основной целью такой деятельности становится уже не получение максимальной прибыли, а высокий темп производства, что естественно соответствует интересам общества.
Характерными особенностями нового индустриального общества становятся активная роль государства, глобальное планирование, слияние крупных корпораций с государством
Теория построения индустриального общества и его многочисленных разновидностей (электронного общества, цивилизации третьей волны, технотронной эры et cetera) прописала интенцию нового этапа институциональной теории в экономике. «Новое индустриальное общество» Дж Гэлбрейта нашло продолжение в идеях Даниела Белла о «постиндустриальном обществе» и Алвина Тоффлера о «сверхиндустриальной цивилизации».
Предисловие автора
Я начал писать эту книгу почти десять лет назад, и в определенном смысле она как бы начала писаться сама. Работа над книгой «Общество изобилия» близилась к завершению; чего не хватало изложению, так это, главным образом, непринужденности, которая приходит, когда я работаю над четвертым или пятым вариантом рукописи. В то время меня стали занимать другие, более крупные проблемы. Речь идет о мире крупных корпораций, в котором люди во все возрастающей степени обслуживают нужды этих организаций, хотя предполагается, что последние обслуживают людей. Это мир, в котором мотивы, лежащие в основе действий членов данных организаций, не укладываются в схемы стандартных учебников. Не укладываются в эти схемы и взаимоотношения между миром бизнеса и государством, а также роль рынка. Рынок не только не является контролирующей силой в экономике, но все более и более приспосабливается к нуждам и потребностям хозяйственных организаций. Отдельными сторонами этого процесса занимались многие авторы, но они не исходили из наличия более крупных перемен. Я же постепенно пришел к выводу, что на деле речь идет о значительно более широком процессе, все стороны которого тесно связаны между собой.
Я сопротивлялся этим выводам. Книга, над которой я работал, также явно отражала одну сторону процесса. И, как это ни противоречит научным канонам, необходимо приспосабливать задачу к способностям. Заняться более крупной проблемой, возможно, означало бы, что я никогда не закончил бы книгу, над которой в то время работал. Некоторые из моих друзей добились высоких академических почестей благодаря глубине изложения и широте охвата неопубликованных ими книг и той живости, с которой они говорят об этих книгах. Но это уже особый дар. Я же продолжал работу и опубликовал «Общество изобилия», а затем принялся более тщательно рассматривать то, что ранее лишь промелькнуло передо мной.
В этом мне помогли многие лица и организации. Один из них — тогдашний декан факультета Гарвардского университета Макджордж Банди, который предоставил мне отпуск почти на два года, в течение которых я изучал хозяйственные организации в США и за их пределами, а затем пытался в Швейцарии обобщить возникшие у меня мысли. «Карнеги корпорейшн» (Нью-Йорк) оказала финансовую помощь и моральную поддержку (кроме того, мне помог гонорар, полученный за книгу «Общество изобилия», работу над которой также финансировала эта организация). Благодаря таким руководителям, как Джон Гарднер и Джеймс Перкинс, эта организация проявила максимум воображения и гибкости. Я молю бога, чтобы на том свете наказание за их прошлую деятельность было как можно менее суровым. Мои коллеги по Гарвардскому университету, я надеюсь, уже привыкли к тому, что я рекомендую другим руководствоваться сознанием ответственности перед обществом, тогда как сам уклоняюсь от исполнения своих обязанностей в университете. Если же они не смирились с этим, то я тем более благодарен им за то, что они слишком вежливы, чтобы говорить об этом.
