Для большинства социалистов цель социализма состоит в общественном контроле над производством. Демократические социалисты подразумевают под этим определенное законодательство. И никто (разве лишь немногие) не стремится к такому социализму, где власть осуществлялась бы автономными единицами. Но ведь именно здесь должна сосредоточиться власть. И повторяем, это верно в отношении не только второстепенных решений, где делегирование власти подразумевается, но и важнейших решений, где парламент, казалось бы, должен иметь право голоса. Не имеет значения и то, что капиталисты, эти извечные враги социалистов, также оказываются отстраненными от власти. Большинство социалистов продолжает рассуждать по старинке, не считаясь с реальностью. Они не видят либо не хотят признать, что капиталисты точно так же отстранены от власти. Капитализм, мол, остается капитализмом. Но нарастает озабоченность по поводу того, как мало изменений приносит национализация отрасли. «Если бы вдумчивый наблюдатель с Марса или Венеры мог посетить Землю и обследовать все крупные современные промышленные концерны — государственные и частные — в качестве действующих предприятий, то, как мне кажется, он отметил бы лишь их поразительное сходство»
[76]. Независимо от того, идет ли речь о государственной или о частной собственности, техноструктура обладает сходными полномочиями и использует одинаковые групповые методы для принятия решений. Неудивительно поэтому, что она во многом схожа.
Покойный Эньюрин Бивен реагировал на тенденцию перемещения власти к техноструктуре требованием усилить парламентский контроль. Это, разумеется, привело бы к столкновению с техноструктурой, чувствительной к внешнему вмешательству. Контроль осуществлялся бы в ущерб компетентности. Так и получилось. Ниже я остановлюсь на ряде примеров. Большинство же социалистов пришло к выводу, что государственные корпорации являются в силу их природы «замкнутыми, безответственными организациями, не поддающимися проверке со стороны общества и демократическому контролю»
[77]. Эти социалисты прекратили борьбу за государственную собственность либо ратуют за нее только на словах. Социализм для них означает социалистическое правительство, сознающее, что социализм в старом понимании невозможен.
3
В ряде молодых государств были предприняты усилия по осуществлению общественного (social) контроля, отвергнутого в ходе британского эксперимента. Это был, пожалуй, наиболее неудачный из экспериментов в странах, стремящихся к экономическому развитию.
В Оксфорде, Лондонской школе экономики и Сорбонне англичане и французы обучали элиту из своих бывших империй в духе глубокой веры в социализм. К этому позднее добавилось одно практическое обстоятельство. Значительную часть средств, предназначенных на их развитие, молодые государства получали из других стран в виде государственной помощи. Если же средства добывали на месте, то не из добровольных сбережений частных лиц и корпораций, а путем внутреннего налогообложения или из других государственных источников
[78].
Представлялось естественным, что государству следует вкладывать собранные им средства в компании, находящиеся в государственной собственности. Да и не всегда были в наличии частные предприниматели, обладающие необходимыми знаниями и чувством ответственности.
В Индии и на Цейлоне, а также в некоторых африканских странах в отличие от Англии государственным предприятиям не была предоставлена самостоятельность. Здесь социалистические убеждения выразились в требовании парламентского контроля, то есть права обследовать сметы и расходы, обсуждать общую политику и в особенности запрашивать руководство корпорации через ответственного министра по поводу любого его решения. Но здесь, как и везде, обращение к министру с запросом предполагает его осведомленность. Он не может выдать свою неосведомленность, не признав тем самым, что он не нужен; в этом никто добровольно не признается, хотя такая ситуация достаточно часто встречается в политике. Технический персонал в молодых государствах обладает меньшим опытом, чем в развитых странах. Организация производства менее совершенна. Это ведет к ошибкам и внушает членам парламента и государственным чиновникам мысль о необходимости тщательного анализа решений, принятых предприятиями, со стороны более ответственных и предположительно более компетентных властей
[79].
В условиях бедности непотизм и фаворитизм становятся одновременно и более заманчивыми и более опасными, чем в богатой стране, где нетрудно найти работу и завязать деловые отношения
[80]. Это приводит к усилению государственного вмешательства. А жесткие правила в области кадров и государственной службы, установленные англичанами как способ решения административных проблем в условиях низкого уровня развития, распространяются и на государственную фирму и препятствуют быстрому формированию и перестройке функциональных групп в соответствии с меняющимися условиями. А в этом, как мы видели, состоит суть эффективности техноструктуры
[81].
В результате того, что техноструктуре было отказано в самостоятельности и возможности приспосабливаться к изменяющимся задачам, ее деятельность явно ухудшилась. Задержка, связанная с проверкой решений, оказывалась весьма дорогостоящей. В хозяйственной деятельности неверное решение часто может быть изменено с небольшим ущербом, если ошибка вовремя выявлена. Однако ущерб, связанный с отсрочкой решения — когда люди и машины бездействуют в ожидании его принятия, — невозможно возместить.
Еще одним следствием этого вмешательства является то, что общественный контроль с наибольшей силой действует в двух особенно важных для общества сферах — при установлении цен и ставок заработной платы. В результате цены устанавливаются ниже, а заработная плата выше, чем могла бы себе позволить наиболее автократичная техноструктура. Прибыль исчезает, а вместе с ней и источник накопления. Бедная страна, испытывающая особенно острую нужду в капитале, лишается именно того источника, который в богатых странах играет главную роль. В Индии и на Цейлоне почти все корпорации, находящиеся в государственной собственности, убыточны
[82].
