С другой стороны, руководители крупных фирм часто подвергаются нападкам за разрыв дипломатических отношений с вышестоящим начальством и за поведение в духе «феодальных лордов». Одной из полудюжины наиболее нашумевших книг после Второй мировой войны был роман Дудинцева о самостоятельном изобретателе, в котором осуждаются бездушные бюрократы, работавшие на крупном металлургическом комбинате
[89].
Столь же очевидны затруднения, испытываемые партийным секретарем. Он входит в структуру управления предприятием как инженерно-технический либо как производственный работник и в то же время подчиняется внешнему партийному руководству. Если он входит в состав руководящей группы, он, естественно, несет ответственность за принимаемые решения. В этом качестве он перестает быть независимым представителем партии. Если же он не участвует в принятии решений, то он перестает понимать, что происходит на предприятии. Если он обладает хорошими знаниями, «он может получить повышение по партийной линии… но тогда он уже не в состоянии понять, что происходит на предприятии. Он лишится всякого доверия»
[90].
Профессор Гранин делает вывод, что эти отношения представляют собой «нелегкий компромисс»
[91]. Учитывая требования, связанные с групповым принятием решений, и потребность группы ограждать себя от вмешательства извне, такой вывод вполне можно считать закономерным.
В общем, представляется, что проблема руководства промышленным предприятием в советских условиях решается так же, как и на Западе, — впрочем, абсолютно быть уверенным в этом нельзя. В СССР провозглашается полный общественный контроль над промышленным предприятием. Он прославляется и обставляется со всей торжественностью, подобно тому как в Соединенных Штатах чествуют акционеров и советы директоров. Народ и партия — высшие судьи. Но на практике предприятию предоставляется значительная и все возрастающая самостоятельность.
Доказательством этого служит тенденция к так называемой децентрализации в Советском Союзе и в других странах Восточной Европы. Она состоит в предоставлении фирме больших прав в области цен, ставок заработной платы, производственных заданий, капиталовложений и других форм использования прибыли. На Западе, особенно среди профессиональных идеологов и добровольных пропагандистов, все это широко провозглашается в качестве шага в сторону рыночного контроля. Но это не так. Крупной советской фирме не грозит опасность попасть под неконтролируемое воздействие рыночных сил в области сбыта продукции, снабжения, обеспечения рабочей силой и в целом в вопросах формирования производственной политики. При данном уровне техники, растущих затратах времени и капитала и степени воздействия техники на функционирование рынков в СССР это не более возможно, чем в Соединенных Штатах.
Децентрализация в экономических системах советского типа означает не возврат к рынку, но перемещение некоторых плановых функций от государства к фирме. В этом отражается в свою очередь тот факт, что техноструктура советской фирмы испытывает потребность в экономических рычагах, необходимых для успешной деятельности в условиях самостоятельности. Тем самым децентрализация способствует самостоятельности предприятий. Нельзя понимать конвергенцию советской и западной систем как возвращение первой системы к рынку. Обе системы переросли рынок. Наблюдается явная конвергенция в направлении одинаковых форм планирования.
Другой вопрос, важный как для социалистических, так и для несоциалистических систем, состоит в том, что собирается техноструктура делать с самостоятельностью, которой она требует. Каковы ее цели? Соответствуют ли они общественным целям? Каково взаимодействие между теми и другими? К этим вопросам — после предварительного обзора существующих взглядов — я и перехожу.
Глава X. Общепризнанное противоречие
Прелесть экономического человека состояла в том, что мы точно знали, к чему он стремился.
Альфред Норс Уайтхед
1
Рынок стимулирует деятельность фирмы единственным путем. Стимул этот — обещание большего денежного вознаграждения. Если фирма не может повлиять на цены, подобно тому как молочная ферма из штата Висконсин не оказывает влияния на цену молока, то она лишена возможности выбора целей своей деятельности. Ей остается стремиться к денежной выгоде, а фактически к тому, чтобы эта выгода была наибольшей. Другие делают то же. Отказ от общепринятого образа действий означает убыток, банкротство и уничтожение. Нет сомнений, что решение подчинить денежные интересы интересам создания сносных условий существования для рабочих, коров или потребителей привело бы при отсутствии особого дополнительного дохода к финансовому краху. В условиях необходимости максимизации дохода фирма оказывается целиком во власти законов рынка.
Если фирма оказывает влияние на рыночные цены, то есть если она обладает властью, которая обычно ассоциируется с монополией, то всегда считалось, что она также будет стремиться к возможно большей прибыли. Может быть, она и удовлетворится меньшей прибылью, чем максимальная, но считали, что она будет стремиться к монопольной власти, с тем чтобы освободиться от ограничений, налагаемых конкуренцией на ее доходы. Что же заставляет фирму стремиться к монопольной власти, а затем не в полной мере использовать выгоды своего положения? Когда уровень спроса высок, фирма, обладающая монополией, может извлечь больше дохода от своих рыночных операций, когда спрос ослабевает, она получает меньше. Но в той мере, в какой фирма стремится к наибольшей выгоде, она по-прежнему подвержена контролю со стороны рынка, и в конечном счете, движимая жаждой наживы, она зависит от предпочтений потребителей, выраженных в их покупках. Но если монополист систематически удовлетворяется меньшей прибылью, чем максимальная, то причины этой сдержанности следует искать в действии сил, находящихся вне рынка. Наряду с состоянием спроса эти силы будут фактором, определяющим цены, производство и прибыли. Вера в рынок в качестве трансцендентального регулятора экономического поведения требует, следовательно, одновременно веры в то, что фирмы, выходящие на рынок, всегда будут стремиться к максимизации своих доходов. Если такова логическая посылка, то по закону исключений нет нужды искать другие мотивы.
