– И что за тату?
– Ветка ягод. Малина или ежевика, понять трудно, потому что татушка не цветная.
– Ты хорошо ее помнишь?
– Могу даже нарисовать. Она несложная.
Кира присела к столу и набросала рисунок.
– Вроде бы получилось похоже.
Татуировка была размером с ладонь младенца. Наверное, когда ее делали, она была много меньше, ведь если Игорь помнил татуировку, сколько самого себя, то нанесли рисунок ему совсем маленьким. Представляла она собой покрытую устрашающего размера шипами ветку, с двумя листочками и несколькими собранными в кисть ягодами.
– И впрямь то ли малина, то ли ежевика.
– Контуры рисунка немного размыты и искажены, но это нормальное явление, если Игорь рос вместе с татушкой.
– И откуда она у него вообще взялась?
– Приемные родители не знают. Наверное, татуировку сделала родная мать Игоря.
– Или его отец, – предположила Ирочка.
И Кира тут же с ней согласилась.
– Или отец. Даже ты права, скорей всего, татуировку ребенку сделал именно отец.
– Вряд ли какой-нибудь женщине придет в голову дырявить попу собственного младенца из-за такой блажи.
– Возможно, это была не блажь, – заступился Саша за неизвестного ему мужика. – Возможно, младенца боялись потерять или перепутать с другими детьми. Вот и отметили его столь оригинальным образом.
– Все равно, это скорее мужская затея.
– Матери не нужны картинки, чтобы узнать собственное дитя. Она узнает его сердцем.
Саша молчал, сильно сомневаясь в этом, но помалкивая, потому что чувствовал, что против объединившихся в женской солидарности подруг ему одному не выстоять.
К счастью, ему на помощь пришла Наташка, которая вновь возникла на горизонте.
– Лично я одного младенца от другого ни в жизнь не отличу, – без тени колебаний призналась она, вновь сунув голову в комнату. – Они же все на одно лицо! Да и вы перепутаете! Кира, кто отправился гулять с ребенком нашей соседки, а привез назад совсем другого малыша! Взяла девочку, а привезла назад мальчика. Вот анекдот был! Как все смеялись!
– Это была чистой воды случайность! – покраснела Кира. – Просто в парке к этому времени уже стемнело. И я не разобрала, какого цвета комбинезончик у нашей малышки. Оба ребенка были совершенно одинаково одеты, за исключением цвета. У Павлика он был голубой, а у Настеньки розовый. Ну, перепутала в темноте, с кем не бывает!
– Ну, ты ладно. Ты не родная мать. А как же мамаша Павлика? Я одного понять не могу, неужели она не заметила подмены?
– Заметила! Как не заметила! Дома при свете лампы и заметила.
– Ага! Только через сорок минут прибежала.
Ирочка стояла молча.
– Если уж говорить честно, то я признаюсь, у меня тоже был случай, когда я перепутала ребенка своего брата совсем с другим ребенком. Очень неудобно получилось. Шла я по парку и вдруг вижу, моя невестка на детской площадке на скамеечке сидит, а возле нее нарядная такая девочка копошится. Я подошла к ним, восхищаюсь, нахваливаю девочку, платье, бантики. Прямо вся на комплименты изошла. Смотрю, невестка что-то больно мрачная сидит. Когда я пришла, вроде как мне обрадовалась, а тут мрачнеет с каждой минутой. Я в ответ давай еще больше в похвалах изощряться. Невестка моя чуть ли не плачет. Ничего, думаю, я тебя пройму. Взяла ребенка и на качелях малышку побежала качать. Вот тут меня настоящая мать ребенка и настигла. Опасной ей эта затея показалась, девочку у меня отняли, а невестка мне мою настоящую племянницу показала. Она все это время спокойно в песочнице под самым моим носом копалась, а я ее и не узнала.
– Отсюда вывод, что пометить ребенка могла и родная мать, если у нее были опасения, что он будет находиться среди других детей, и что она какое-то время не будет видеть ребенка и за это время он может сильно измениться, что она его и не узнает. Что в связи с этим вам приходит на ум?
– Детский приют, – тут же выпалила Ирочка. – Там, где детей много и никто особенно на них не зацикливается. Если бы родители оставили маленького Игоря у любящей бабушки, она бы уж глаз с него не спустила и не позволила бы внуку затеряться среди других детей. А в приюте – это за милую душу.
– Мне тоже так кажется.
– О прошлом Игоря мы можем выяснить у его родителей. Давайте лучше подумаем, как нам его отыскать, если он жив.
– В первую очередь надо узнать, Игорь погиб или не Игорь. А для этого надо спросить у следователя, была ли на трупе приметная татуировка.
Ирочка задумалась.
– Следователь может и не сказать. А вот его помощники… Наташка, помнится, ты хвасталась, что у тебя в классе учится мальчик, которому ты нравишься.
– Юрка, – откликнулась Наташа и заулыбалась до ушей. – Балбес!
– В данном случае, это даже к лучшему.
– А чего надо-то?
– Ты говорила, что старший брат твоего балбеса работает у нас в отделении полиции.
– Работает.
– Можешь через своего Юру выяснить, что там с трупом из музея?
– И как я Юрке это объясню?
– Скажи, что я интересуюсь. И что Кира тоже спрашивает. Все-таки мы с Игорем в одном классе учились. Не чужой он нам.
– Хорошо, – покладисто согласилась Наташа. – Я спрошу. Прямо сейчас ему «ВКонтакте» напишу. Он как раз ждет, когда я ему домашку по матану скину.
И она проворно вбила несколько строчек.
– Сейчас… пишет.
Ответ пришел сразу.
– Юра как раз сейчас у брата. Говорит, родители велели брату подтянуть Юру по математике. Если Юрка сейчас задачу решит, брат на радостях ему все, что угодно, расскажет.
– Ну, пусть решает.
Наташа хохотнула.
– Не так все просто. Юрка, он ведь почему балбес? Потому что у него сплошные колы и двойки по всем предметам. И задачу ему нипочем самому не решить.
– Помоги ему.
– Не могу. Я сама ее не понимаю.
– Решебник есть.
– Есть, – согласилась Наташа. – Только там так решено, что нам с ним все равно ничего не понятно. А брат объяснить требует.
– Давайте ему поможем, – предложил Саша. – Что за задача?
– Задача такая. Сумма двух чисел равна девяноста шести. А разность этих чисел равна восемнадцати.
– Так это же очень просто. Решается через икс.
– Тут два неизвестных.
– Значит, через икс и игрек. Икс плюс игрек будет девяносто шесть. Икс минус игрек будет восемнадцать. Объединяем эти два уравнения в одну систему. Складываем. Игреки у нас сокращаются. Получается, что два икс равно сто четырнадцать. Отсюда икс равен пятидесяти семи. А игрек… тридцати девяти.
