– А где сейчас Трофим?
– Понятия не имею.
– Но он жив?
– Если не умер, то жив. Не имею понятия.
– А Альбина?
– Она умерла. В колонии она заразилась туберкулезом. Когда я к ней приезжала, она уже кашляла. Эта болячка ее вскоре и сгубила. Я считала, что должна взять Игоря к себе, но Альбина меня успокоила. Ей удалось выйти замуж за прекрасного человека, который усыновил Игоря. Так что о мальчике было кому позаботиться.
И Шурыгина сжала виски руками, словно хотела раздавить свою голову:
– О-о-о! Какая невыносимая боль!
– Возможно, нам лучше отложить этот разговор?
– Да, – слабым голосом простонала женщина. – Это было бы лучше всего.
– У нас последний вопрос к вам. Вы не присылали Игорю фотографию его сестры – Веры? Ту, где она стоит на фоне Гатчинского дворца.
Шурыгина молчала. Она даже поникла, так болезнь скрутила ее.
– Мы просто подумали, вдруг вы, зная о существовании у Игоря родной сестры Веры, вашей дочери от Трофима Сурикова, вдруг захотели их как-то сблизить. И выбрали такой оригинальный путь.
Шурыгина по-прежнему молчала.
– Значит, не присылали?
Женщина слабо качнула головой и прошептала:
– Входную дверь прикройте сами. Я так ослабела, что даже не могу подняться, чтобы проводить вас.
После такого прямого указания на дверь друзьям не оставалось ничего другого, как встать и откланяться. Конечно, обе девушки были этим недовольны.
– Актриса и есть! – громогласно заявила Кира, едва они вышли из квартиры Шурыгиной. – Только бы им перед публикой кривляться! Голова у нее болит. У меня, может, вообще все время голова болит. Я же об этом не кричу на всех углах и на этом лишь основании людей от себя не гоню.
Ирочка тоже сердилась на Шурыгину:
– Вот эти актрисы! Все они такие! Обещают невесть какую сенсацию, а на деле просто пшик.
– Ну, кое-что она нам все же рассказала. К примеру, я не знал, что Альбина отбывала наказание в колонии.
– И что нам делать с этой информацией? Как она поможет найти Игоря? Шурыгина обещала, что расскажет про Игоря нечто такое, что у нас глаза на лоб полезут. Не спорю, факт его рождения в колонии весьма драматичен. Но это было давно. И Игоря давно там нету.
– Но это объясняет татуировку у него на ягодице. В какое положение угодила Альбина. Сидеть ей предстояло еще долго, может быть, даже несколько лет. А хоть бы и год или два. Дети в этом возрасте меняются очень быстро. Не видишь ребенка два-три месяца, потом можешь и не узнать. И если мать надолго выпускала ребенка из виду, то она могла уговорить какую-нибудь сокамерницу, чтобы та сделала приметную татушку мальчику. Чтобы впоследствии мать точно могла бы опознать по ней своего ребенка. Конечно, это противозаконно, но за определенную мзду надзирательница могла закрыть глаза на это нарушение правил.
– Мы говорили, что сделать такое тату мог скорее мужчина, отец ребенка.
– Тут условия были очень уж экстремальные. И мать из двух зол – совсем потерять ребенка из виду или заставить его потерпеть боль при набивке татуировки – могла выбрать последнее.
– Ладно, что тут долго говорить. Напрасно съездили. Где сейчас Игорь может прятаться, так и не узнали.
– Шурыгина этого не знает. Она видела Игоря в последний раз, когда мальчик был еще совсем крохотным.
Сев в машину, Саша не стал торопиться. И пока Ирочка с Кирой о чем-то шептались на заднем сиденье, он глубоко задумался.
И внезапно подруги услышали:
– Но кто же мог пожелать его смерти?
– О чем ты?
– Кто хотел убить Игоря?
Подруги переглянулись между собой, а потом взглянули на Сашу с интересом.
– Ведь в Игоря стреляли. Этого нельзя отрицать.
– Но убили-то другого. Верней, даже не убили. Этот человек и так был уже мертв.
– Стреляли в человека, которого приняли за Игоря. Значит, убить хотели Игоря. Сам Игорь этот факт тоже уразумел и пустился в бега. Сделал все, чтобы сохранить себе жизнь. Исчез до той поры, пока стрелявший не будет пойман.
– Кем? Полицией? Как бы не так! Уверена, они уже продумывают все ходы и выходы, как бы им побыстрей закрыть это дело. Раз убийства не было, значит, и толку от этого дела чуть.
– Все-таки незаконное проникновение ночью в музей. Кража экспоната – ружья. Кража трупа, в конце концов!
– Да этот труп никому не нужен был. Лежал себе невостребованный в морге. Что касается проникновения… То это не доказано, что в музей проник посторонний. Мог кто-то из сотрудников стрелять. А что касается самого ружья, так оно вовсе никуда не пропало из музея. Оно немножко переместилось с места своего хранения в выставочный зал. Но разве же это можно считать кражей? Ружье не покинуло стен музея.
– Все равно, это очень странная история.
– Странная, согласна. Но полиция не захочет в ней копаться. Возни с ним много, а почету, даже если что и выгорит, совсем чуть-чуть. Вот если бы настоящее убийство случилось, тогда дело другое.
Ирочка сказала, как накаркала. Не успел Саша довезти подружек обратно до Гатчины, как ему позвонила Вера:
– Вы встречались с моей мамой? Вы ведь хотели с ней сегодня встретиться.
– Да. Я как раз возвращаюсь сейчас от нее.
– Что с ней? Она в порядке?
– Честно говоря, разговор мало что дал для расследования. Он был совсем коротким. Ваша мама сама его прервала.
– Почему? Что случилось? Вы с ней поссорились? Повздорили?
– У нее сильно разболелась голова. Мигрень. Болезнь настигла ее за несколько минут до моего приезда. И ваша мама какое-то время мужественно пыталась бороться с головной болью, но потом сдалась и попросила прекратить разговор, а нас уйти.
– Вас? Кого это вас?
– Я веду расследование не один, а с коллегами.
– И кто они?
– Школьные подруги Игоря. А в чем дело?
– Мама не отвечает, – растерянно произнесла Вера. – Я ей звоню уже битый час, но она не берет трубку. И соседка говорит, что дверь в квартиру мамы открыта.
– Открыта? Этого не может быть. Когда мы уходили, то плотно прикрыли за собой дверь.
– А мама? Почему она вас не проводила?
– Я же говорю, ваша мама сделалась больна. Она даже не смогла проводить нас, так скрутила ее эта проклятая мигрень.
– Не понимаю, – пробормотала Вера, и голос ее прозвучал недоверчиво: – Какая еще мигрень? В жизни мама не страдала подобным.
– Ваша мама сказала, что этот недуг мучает ее многие годы.
