А еще через неделю она улетала в Сочи. В родной город она собралась в одночасье. Как только Рябцев вынес последнюю сумку со своими вещами.
– Послушай, хорошо, я уеду и увезу все барахло, но поговорить-то мы можем? – Гена цеплялся за углы багажом, но все равно пятился к двери как рак, пытаясь поймать взгляд Таты.
– Можем, но не сейчас, Рябцев. Мне нечего тебе сказать.
– Но я буду говорить!
– А мне не хочется тебя сейчас слушать! Я имею право делать то, что хочу?
– Имеешь, – отвечал Рябцев, зацепившись рукой за дверной косяк, словно боялся, что Тата будет с ним бороться.
– Геннадий Петрович, оставьте меня в покое! – повысила голос Белозерова. – Я ничего не хочу выяснять. И на работе перестаньте меня донимать. На работе – работают, а не выясняют отношения.
– Раньше ты считала по-другому, – от отчаяния съязвил Рябцев. Он во что бы то ни стало хотел объясниться. Ну, хотя бы поговорить!.
– Гена, все потом. Чуть позже. А сейчас… Сейчас еще рано! Ничего хорошего из этого не выйдет. И, если честно, я знаю все, что ты мне скажешь. Я знаю, почему ты отказался от свадьбы…
– Нет. Да. Ты ошибаешься… Она вообще ничего для меня не значит…
– О? – Тата удивленно посмотрела на Рябцева. – Она – это кто?
– Ты ее не знаешь… И она тут ни при чем. О господи, Татка!
– Не называй меня больше так! Никогда! Я для тебя – Наталья! Никакая не Тата и уже тем более ни Татка! – рассвирепела вдруг Белозерова. – Уходи сейчас же и забудь сюда дорогу, номер моего телефона и мою почту!
Она легонько подтолкнула Рябцева и захлопнула дверь. «Это будет продолжаться без конца. Он будет звонить, писать и бегать по коридору мимо нашего отдела. Я – не выдержу. Я ничего не хочу знать!» – подумала Тата. Она написала заявление на отпуск за свой счет, купила самые дешевые билеты и теперь, сидя в аэропорту, ожидая посадки в самолет, наконец-то по-настоящему задумалась, что же произошло в ее жизни.
Пока народ боялся, ел плюшки, пил кофе и вино в многочисленных кафе, Тата вспоминала совсем недавние события. Она сейчас была как бы между небом и землей. Еще не улетела, но вот к ее самолету уже подогнали трап. Она еще не покинула Москву, но почему-то ясно представляет, как потяжелели почки и бутоны на деревьях в их бывшем саду и на набережной. Она уже закрыла дверь за Рябцевым, но еще долго будет мучиться от обиды и непонимания. И сейчас, когда что-то закончено, а что-то не начато, самое время подумать о случившемся. Тата смотрела в огромное окно, видела, как неповоротливые сигары самолетов выплывают на взлетную полосу, и ей представилось, что вот она точно так же сейчас, лавируя, выруливает туда, где и разбег больше, и пространство шире. Туда, где есть свобода действий, независимость от враждебных тебе людей, и туда, где нет предательства. Туда, где все – решения, цели, результаты – зависит только от тебя. И оторвется самолет и оставит в точке убытия все, что казалось неразрешенным. А там, на высоте, и солнце ярче, небо синее, облака пушистее. Там все проще и яснее. «А ничего и не случилось. Просто купили платье, просто купили много красивых вещей и просто поссорились. А после ссоры люди мирятся, но их отношения могут и не стать такими, какие были раньше. Я не буду ничего выяснять, я не буду обвинять. Я просто пойду дальше», – думала Тата. Она уже удобно устроилась в своем кресле у окна, и московская жизнь ей показалась эпизодом. «Там ждет меня мама, море, детство. Как же я могла так долго не вспоминать все это. А вот случилась неприятность, и спешу туда!» – укоряла себя Тата.
А в родном городе уже было тепло. Февральское солнце уже грело сады, море блестело зеленым стеклом, и казалось, что вода нежная, и даже февральский ветер был мягок и влажен. Тату встречала мать.
– Ах, какая же ты красивая! – Людмила Савельевна обняла дочь и заплакала.
– Мама, ты что?! Я же красивая! И здоровая. И… – Тата запнулась. – И даже счастливая. А ты плачешь!
– Ну, я же соскучилась! И волновалась! Как ты там?!
– Теперь видишь – все хорошо! Даже замечательно! – воскликнула Тата, утешая мать.
– Вижу, вижу, – Людмила Савельевна улыбалась сквозь слезы. – Мы на такси поедем, Славик не смог, у него там дела какие-то.
Конец предложения мать пробормотала как-то тихо-сбивчиво.
– Отлично, на такси! – рассмеялась Тата.
В конце концов, она приехала в свой город почти победительницей – у нее образование, отличная работа, победы на конкурсах сомелье и предложение одного из ресторанов провести тематический вечер, посвященный красным винам Франции. Она сама зарабатывает на жизнь, она красива, умна, она…
– Мама, ты хорошо выглядишь, – прервала свой внутренний монолог Тата.
– Ой, да что ты! Столько дел по хозяйству! И жильцы теперь у нас, и часть огорода сдали. Так все равно смотреть за всем надо. А уж сад, грядки – сама знаешь, как это тяжело, – отмахнулась Людмила Савельевна.
Тата соврала – мать выглядела ужасно. Высохшая, почерневшая старуха, а не цветущая моложавая женщина, которой была совсем недавно.
– Но зимой дел-то меньше, – заметила Тата.
– Как же меньше? – удивилась мать. – А праздники, а гости? Внуков у Славы сколько уже? И все приезжают. Вот на Новый год в доме было шестнадцать человек. И жили все десять дней. Ой, так весело было, детишки носятся… Ну, молодые, конечно, по гостям тут ходили…
Тата слушала мать и гадала: что это? Мать делает вид, притворяется, что это нормально – такая нагрузка на одну женщину.
– Мам, а Сима у вас работает еще?
Сима когда-то приходила к дяде Славе помогать по хозяйству.
– Сима?! Зачем же?! То Славик без хозяйки был, а теперь я… Ну, то есть мы вдвоем…
– Угу, – пробормотала Тата и приняла твердое решение – ничего не рассказывать матери о своих московских делах. «Похоже, у нее здесь хватает своих проблем», – подумала Тата. И все, что произошло в Москве, вдруг стало незначительным и отошло на задний план.
Коттедж дяди Славы был огромен. Тата даже поразилась – в ее воспоминаниях это небольшой двухэтажный домик с какой-то нелепой надстроенной «скворечней». Увидев лицо Таты, Людмила Савельевна рассмеялась:
– Не узнаешь? Немудрено! Все переделали. Все. Нет, не сносили, а достроили, сделали внутри перепланировку, облицевали красивым кирпичом. И на крыше не шифер, а черепица. Настоящая.
– Здорово! – похвалила Тата и, не удержавшись, про себя заметила: «Так вот на что наш дом пошел!» Видимо, что-то отразилось на ее лице, потому что мать как-то сморщилась:
– Дочка, поговорим обо всем, ты только не сердись…
Тата обняла мать.
– Мама, ты что?! Я не сержусь. Я так рада тебя видеть и жалею, что так долго не приезжала сюда.
– Мы зато с тобой в дом отдыха ездили, помнишь?! Как же хорошо там было.
