К месту встречи Тата приехала первой. Она посмотрела на часы и завернула в ближайший магазин. Не хотелось быть в роли ожидающей. Обойдя по очереди все отделы, она завернула в обувной и тут нос к носу столкнулась с Кошкиной.
– Машка, это покупать нельзя, это позор. Поищи что-нибудь другое! – раздалось откуда-то сбоку. Оглянувшись, Тата увидела высокого рыжего бородатого парня. Цвет его волос и бороды был точной копией цвета волос Белозеровой.
– О! А мы тут раньше… Решили вот… Тата, знакомься – это мой брат.
Парень кивнул ей и дотронулся пальцами до шляпы, неустойчиво сидевшей на его макушке.
– Дэн, – произнес он.
Голос парня был низким и мужественным.
– Тата, – кивнула Белозерова и, не удержавшись, спросила: – Вот самый настоящий Дэн? Именно Дэн?
Тата терпеть не могла англицизмов.
– А вы, наверное, самая настоящая кукла Тата. Такие имена куклам дают, – съязвил парень, а потом добавил: – Понятно, что я – Денис. Но это длинно. Так что хоть на английский манер, хоть на русский – Дэн.
– Меня Натальей зовут, но Тата я для родных и близких, – отрезала Белозерова.
Маша Кошкина заволновалась:
– А мы, представляешь, приехали рано, решили зайти, посмотреть мне туфли. Скоро уже тепло будет…
– А я так и подумала, что вы здесь, – нарочно сказала Тата. Настроение у нее испортилось – парень с дурацким именем, к тому же хипстер. Пока они шли к «Шоколаднице», Белозерова успела разглядеть узкие подвернутые джинсы, белые полукеды, серое в елочку пальто с рукавом реглан и ту самую шляпу на макушке. Все было предельно аккуратно и щеголевато. Еще Тата увидела, что борода идеально ровная, а из стрижки не выбивается ни один волос. Парень выглядел стильно, но доверия не внушал. Тата всегда обращала внимание на мужчин более консервативных.
– Ой, мне позвонили по поводу котика – того, у которого ушки больные. Я устраивала его в клинику… – Маша продолжала заполнять паузу.
В кафе все сняли пальто, и оказалось, что у Дэна Собакина развитая мускулатура, на которой отлично смотрится темно-синий джемпер в мелкую вязку. У ворота белела кромка футболки. «Он – симпатичный!» – помимо своей воли подумала Тата. Вслух же она сказала:
– Какой февраль теплый, скоро весна.
– Да, в этом году что-то удивительное! Уже почти тепло, – улыбнулся Собакин, и Тата увидела, что зубы у него идеально ровные, но чуть желтоватые. Самую малость, ровно настолько, чтобы выглядеть естественными.
– Да, кстати, я никак не могу понять, некоторые и зимой ходят в кедах на босу ногу, неужели не холодно?
– Нет, только в самый мороз, – заверил ее Дэн.
– По случаю февраля давайте мороженое и кофе! – сказала Маша, и все с ней согласились. Некоторое время еще изучали в меню варианты, потом беседовали с официантом, а сделав заказ, замолчали. Тата смотрела в окно, Машка в телефон, Дэн куда-то в пол. Молчание становилось тягостным. Наконец появился официант с подносом.
– Вот ваш заказ.
– Я люблю шоколадное. – Машка терзала в вазочке снежно-коричневый шарик.
– А я – лимонный шербет, – не отрываясь от своей порции, произнес Собакин.
– А я вообще мороженое не люблю, – произнесла Тата, глядя на свое ванильное.
Машка и Дэн опустили ложки и уставились на Тату. Прошло мгновение, и вдруг Собакин рассмеялся. Кошкина и Тата сначала с удивлением смотрели на него, а потом улыбнулись.
– Что это ты смеешься? – спросила Маша.
– Да, что смешного? – присоединилась к ней Белозерова.
– Ничего, просто смешно. Столько времени изучать меню, обсуждать его и заказать то, что не любишь!
– Я пошла на поводу у Кошкиной, – воинственно сказала Тата и тут же расхохоталась.
– Ну, я же вам говорю, смешнее не придумаешь! – еще больше веселился Собакин.
Кошкина внимательно посмотрела на них и тоже что-то хрюкнула. Этот нечленораздельный смешок, казалось, окончательно добил Тату и Дэна. Они оба от хохота чуть не свалились со стула.
– Ой, не могу, – в изнеможении воскликнула Тата. – Я, кажется, сто лет так не смеялась.
– А это все он, Собакин. Он так всегда – всех до колик доведет! – сказала Маша.
– С чего это ты взяла… – поинтересовался Дэн. – Я всегда серьезный. А тут так смешно получилось!
– Смешно, – согласилась Тата и спросила Собакина: – А вот вы по убеждениям хипстер? Или вам просто нравится так одеваться?
Дэн ответил не сразу. Он помешал кофе маленькой ложечкой, сделал глоток, а потом сказал:
– Видите ли, я вообще против деления людей на какие-либо категории. Не бывает так, чтобы личность соответствовала точному определению. Соответствовала мерке.
– Согласна, но всегда какая-то черта превалирует над остальными. Мне кажется, во всяком случае по внешнему виду, у вас – это отличительные черты хипстеров.
– Надо полагать, что такой вывод вам позволили сделать мои голые лодыжки?
– Да что вы! – смутилась Тата. – Я спросила не поэтому…
– Будет вам, я ваш взгляд заметил.
– Какой взгляд?
– Ну, такой, противный взгляд. Честно скажу. Взгляд презрительно-осуждающий.
– Лодыжки ваши, чего это я буду презирать или осуждать.
– И все же… А про хипстеров я вам так скажу. История эта давняя, первые хипстеры появились еще до войны. Не у нас, конечно… Но зато мы потом стилягами все им компенсировали. – Дэн рассмеялся.
– А судя по всему, это у вас идеологическое, – улыбнулась Тата.
– Нет. Мне нравится мода. Но я могу носить и другую одежду. Совершенно запросто. Мне нравится, что взгляд хипстера на мир – это взгляд человека, который предпочитает игру, подвижность. Не свод жестких правил.
– Это можно отнести ко многим моделям поведения, – заметила Кошкина.
– Верно. Но мне нравится, что хипстеры двигаются не вверх по социальной лестнице, а в сторону. Они могут изменить работу, род занятий, но не стремятся делать карьеру, они – не потребители. Они независимы, постоянно в движении. Они не статичны – они развиваются.
– Вы адвокат этой субкультуры.
– Нет, просто мне не понравилось, что вы сразу поставили мне оценку. И что сразу занесли меня в графу. Но вы ошиблись. Я завтра могу принять любое другое обличье.
Тате стало стыдно – по сути, она сейчас осудила и принялась обсуждать незнакомого человека. Но человек оказался достойным соперником.
– Что вы про какую-то ерунду! – всполошилась Кошкина и толкнула Белозерову ногой. Она почувствовала, что брат раздражен, а Тата никак не желает усмирить свою вредность.
– Да, извините, – Тата улыбнулась, – я была не права. Может, мы тогда сразу поговорим о делах?
