– Привет, подруга!
Это была Маша Кошкина, сияющая и благоухающая дорогим парфюмом.
– Привет! – обрадовалась Тата. Хоть кто-то из знакомых оказался рядом.
– Ну, каков мой братец?! Вот молодец! Собакин вообще очень целеустремленный!
– Маша, а твоя мама… – на всякий случай оглядываясь, поинтересовалась Белозерова.
– Будет, только позже. Как же она пропустит такую тусовку! И Дэна надо поздравить. Да и все свои не так часто собираются.
«Все свои»: три жены, две бывшие, одна настоящая, и дети – трое детей! «Может, так и должно быть?» – спросила себя Белозерова.
А приглашенные меж тем вовсю пили и ели – на столах все появлялись и появлялись закуски. Бутерброды, сэндвичи, слоеные пирожки – все было красивым, вкусным, но совершенно простым, что очень порадовало Тату. Деликатесы она особо не любила.
– Ну, как у вас с ним – с братцем моим? – раздалось над ухом. Это была Машка, но уже с бокалом шампанского.
– Нормально, – пожала плечами Тата. – Он – хороший. Ну, конечно, художник, человек творческий. Удивляет иногда…
– А ты как хотела? Тебя Рябцев не удивлял?
Белозерова задумалась:
– Нет. Рябцев меня почти не удивлял. Даже когда мы были едва знакомы. И даже тогда, когда я узнала его очень хорошо.
– И это нормально, по-твоему?
– Я не знаю, но это как-то…
– Ладно, Тат. Ты не заморачивайся. Зря я о Рябцеве спросила.
– Да брось. Я все равно о нем думаю. И все жду, что позвонит.
– Что?! Ты же послала его?! Ты же не стала ничего выяснять?! А теперь чего-то ждешь?!
– Да. Именно так. Но… Мне кажется, что я жду.
– Ну, ты даешь!
– А как же иначе?! Ты как себе это представляешь?! Человек в разгар подготовки к свадьбе заявляется и говорит, что все, детка, ничего не получится?! Это – нормально?
– Тихо-тихо, не шуми! – Машка оглянулась вокруг и потащила Тату к окну. Там было не так многолюдно и можно было спокойно поговорить.
– Я спокойна. Только мне интересно…
– Так узнай!
– Подожди ты! Он не ответит все равно! Потому что сам, думаю, не знает. Мне интересно, как можно все вот так взять и бросить?! На что он рассчитывал? Что я разведу руками, и все останется, как прежде? Ну, тогда он дурак.
– Он дурак не поэтому. Он дурак, что упустил тебя, – сказала Кошкина. – Понимаешь, он такой скучный, такой предсказуемый… А ты… Ты… Вот и вином занимаешься, и вкус у тебя художественный есть, и не боишься ты ничего…
– Ошибаешься, я, Кошкина, очень боюсь…
– Господи, чего же?
– Многого. В основном боюсь не успеть. Не успею маме жизнь нормальную устроить. Ты не представляешь, как она ужасно выглядит. А ведь молодая еще.
– Ты голову этим не забивай, – сурово сказала Машка. – Ты делаешь все возможное. И это, можно сказать, святая цель – помогать родителям. Поэтому и нет ничего плохого в… Ну, сама знаешь, в чем… Эта тетина квартира нужна вам. И если ты бы рассказала тетке все, как есть, про дядю Славу и прочее, она бы все поняла и помогла вам.
– Нет, ничего рассказывать не буду. Рассказать – это значит разжалобить, попросить. А до этих пор это ее идея. Ее предложение, ее условие. И мне решать, как поступить. Но я не буду просителем. К тому же раньше мама не любила тетю Адель. И отношения у них были сложными. Вернее, никаких, насколько я правильно поняла. И последняя, думаю, об этом догадывалась.
– Давай я тебе вина принесу. – Кошкина метнулась к столам и тут же вернулась с бокалом красного.
– Вот, пей и прекращай терзаться. Хоть сейчас. Праздник все-таки!
– Вот вы где?! Забились в угол и шепчетесь, – голос Собакина прозвучал прям над ухом у Таты.
– Мы давно не виделись, – рассмеялась Кошкина, целуя брата. – Вы теперь встречаетесь чаще, чем мы с Таткой.
– С кем это ты встречаешься чаще? – пробасил Собакин-старший. Несмотря на плотную фигуру, в толпе гостей он двигался энергично и подошел незаметно.
– Пап, познакомься, Наташа. Но как я – Дэн, так она – Тата.
– Очень приятно, Тата – Наташа, – отец Дэна кивнул головой. – А я Никита Сергеевич. Вот у меня очень звучное имя-отчество.
– И, я бы сказала, гармоничное сочетание имени и отчества.
– Верно. Есть такие имена, не громоздкие, не банальные и не пижонские. А вы чем, Тата, занимаетесь?
– Я работаю в банке.
– Пап, она не только в банке работает, она уже окончила школу сомелье. Имеет дипломы, грамоты, награды различных конкурсов и соревнований в этой области.
– Ого! – Отец Дэна с интересом посмотрел на Тату. – Вот серьезно разбираетесь во всех этих винах, коньяках и шампанских? И можете вот, например, сказать, что вы пьете?
– Могу. Я сейчас пью бордо две тысячи четырнадцатого года. Из винограда «мерло». Произведено в Шато Ле Жубер. Вино сухое, хороший мягкий вкус, послевкусие немного сладко-терпкое. Виноград не подвяленный.
– Вот это да! – Собакин восхищенно покачал головой. – Вы просто специалист.
– Да, папа, я же тебе говорил! Ладно, мы подойдем к маме и потом к ребятам!
Собакин потянул Тату за собой.
– Ну, ты даешь! Как это ты?! И шато, и послевкусие… Слушай, ты – крутая!
– Успокойся, бутылки из-под вина стоят на полу у окна. Я успела все прочитать, пока с Машкой болтала.
Собакин расхохотался:
– Господи, умоляю, только не признавайся никому. Люди не любят, когда их так дурачат!
– Я не люблю, когда из меня дрессированную обезьянку делают. Так уже было. Почему-то все считают своим долгом меня проэкзаменовать. В то время как специалист по винам – не жонглер, не фокусник, не ясновидец. Он – исследователь. И он часами проводит время с микроскопическими дозами вина, чтобы услышать, понять, почувствовать тончайшую разницу. А не для того, чтобы в «угадайку» играть. Это такая же профессия, как любая другая. А из нее устраивают аттракцион.
Собакин серьезно посмотрел на Белозерову.
– Кажется, я тебя понял. Только на отца не обижайся. Он, наоборот, хотел польстить тебе, и я видел, он был искренне удивлен, что такая красивая особа занимается таким крутым делом.
– Будет тебе. Я не обиделась. Я просто знала, что если об этом зайдет разговор, меня начнут экзаменовать.
– И часто так бывает? Достали, наверное, тебя такие ситуации.
– Есть немного. Это как всех летчиков и стюардесс спрашивают: «А вам не страшно летать?»
Собакин, пытаясь успокоить, обнял ее за плечи, и этот жест Тата восприняла совершенно спокойно. Здесь, среди этих веселящихся людей, она, наконец, почувствовала себя комфортно. К тому же заиграл маленький оркестр, приглашая к танцам, и все вдруг потихоньку разбились на пары или сплотились в кружки. Поэтому этот жест близости, принадлежности друг другу не выглядел как-то вызывающе на общем фоне. Они с Собакиным шли через толпу, его окликали, но и Тата улыбалась в ответ, словно они теперь были одно целое и словно все люди вокруг были ее знакомые, да вот только имена их она подзабыла. Оказавшись на другом конце зала, они попали в еще один круг, где спорили и смеялись, и здесь ее приняли как свою – задавали вопросы, обращались, и она кому-то улыбалась, кому-то передавала тарелку, с кем-то обменивалась мнением. Рядом все время был Собакин, и ее теперь совершенно не смущало, что она находится в центре внимания. И когда, наконец, Дэн подвел Тату к Татьяне Васильевне, она совершенно спокойно сказала:
