Надежде нечего было ответить, и она промолчала.
Тут дверь кабинета распахнулась, оттуда выкатилась невысокая кругленькая женщина с красным лицом и выпученными глазами. Она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и бессмысленно размахивала руками. К ней подскочила женщина с вязанием и сунула в руку упаковку таблеток:
— Примите, женщина, это успокоительное!
Несчастная проглотила две таблетки не запивая. Лицо ее приняло осмысленное выражение, и она проговорила дрожащим голосом:
— Мегера! Ужас-ужас!
В это время из кабинета раздался громкий голос:
— Следующий!
— Сейчас ваша очередь! — одна из женщин со смартфоном обратилась к мужчине с иностранным романом.
Мужчина побледнел, привстал, снова сел и неуверенно проговорил:
— Я вас пропущу… мне нужно жену дождаться, она еще не подошла…
— Я тоже лучше подожду… — испуганно пролепетала женщина.
— Следующий! — снова прогремел голос из кабинета.
— Я сейчас… я на минутку… мне срочно нужно… — проговорила женщина с вязаньем и припустила прочь по коридору.
Надежда огляделась и увидела, что осталась одна перед кабинетом Камнеедовой. Нет, все-таки измельчал народ, расслабился. Раньше бы никто не сбежал. Дисциплина раньше была: надо идти — значит надо. Хоть к начальнице жилконторы, хоть к зубному врачу, хоть к черту на именины.
— Следующий! — снова донеслось из-за двери.
Надежда встала и вошла в кабинет.
Сама хозяйка кабинета восседала за письменным столом, сложив перед собой руки и глядя на посетительницу как на случайно залетевшую в компот муху. Лицо ее напоминало цветом недозрелый помидор, но общим обликом гражданка Камнеедова была похожа на упитанного гамадрила средних лет. Точнее — на вожака небольшой стаи гамадрилов. Если, конечно, ячейка общества гамадрилов называется именно стаей, а не стадом или сворой. Надежда мимолетом порадовалась, что определила обезьяну, похожую на Камнеедову, наугад, не глядя.
Одета Камнеедова была в бордовый костюм, цвет которого соперничал с цветом ее щек.
Кабинет гражданки Камнеедовой был обставлен со строгой безвкусицей, как и должен быть обставлен такой кабинет мелкой начальницы. На стенах висели какие-то грамоты, чередующиеся с цветными календарями прошлых лет — на год Петуха, год Лошади, год пресловутой Обезьяны. Видимо, подчиненные каждый год дарили своей начальнице такие календари.
И не только календари.
На полке за спиной Камнеедовой стояли керамические статуэтки, сделанные в уже известной Надежде мастерской. Они попадали на полку в порядке дарения, поэтому в первом ряду красовался яркий керамический петух, облаченный в пиджак такого же жизнерадостного цвета, как тот, что был сейчас надет на его хозяйке. Из-за петуха игриво выглядывала керамическая лошадь с красными щеками и вылупленными глазами, за лошадью угадывалось еще какое-то сувенирное животное. Надежда подозревала, что это обезьяна, но стопроцентной уверенности у нее не было.
— Что у вас, женщина? — сурово осведомилась Камнеедова, окинув Надежду с ног до головы суровым взглядом.
Под этим взглядом Надежда Николаевна ощутила всю свою незначительность. Ей захотелось тут же стушеваться, слиться с пейзажем и вообще исчезнуть. Спрятаться под стол, а там уж ползти по-пластунски к двери, прикрывая голову руками, как при артобстреле. Дверь приоткрыть на малюсенькую щелочку и просочиться в нее тихо, как мышь. И больше никогда не беспокоить занятого человека своими пустяковыми вопросами.
Вот какое действие оказывала на посетителей гражданка Камнеедова одним своим взглядом.
Однако Надежда не дала воли этим упадническим настроениям, глубоко вдохнула и затараторила:
— У меня, значит, по оплате коммуналки вопросы. Почему в прошлой платежке за отопление выписано семьсот двадцать рублей, а в этой — семьсот пятнадцать? В прошлом месяце теплее было, а в этом холоднее, почему же в этом меньше насчитали? А за воду — наоборот: в прошлый месяц семьсот пятнадцать, а в этот — семьсот двадцать! Когда я в прошлом месяце все время дома была, а в этом к племяннице уезжала!
— Что? — переспросила Камнеедова, нахмурив брови. — Я ничего не поняла! Я за вами не поспела! Вы не можете медленнее говорить?
— Как — еще медленнее? Ну ладно, я же вам еще повторю. — И Надежда зачастила в два раза быстрее: — В прошлой, значит, платежке выписано семьсот двадцать, а в этой семьсот пятнадцать, это за отопление, а за воду — все наоборот, когда должно быть не так, потому как в том месяце было теплее, а в этом — я к племяннице уезжала, потому что я с ее собакой сидела, нельзя же собаку одну оставлять! Она когда одна, все время лает, и соседи недовольны!
Выдав эту тираду, она привстала, якобы для того, чтобы быть ближе к Камнеедовой. На самом же деле, стоя возле стола, она могла лучше разглядеть сувенирных животных на полке.
Теперь она не сомневалась, что за спиной лошади притаилась обезьяна с пылающими, как помидоры, щеками.
Значит, до этой жилконторы охотник за обезьянами еще не добрался — стоит макака на месте абсолютно целая, вот бы обследовать эту обезьяну прежде него!
— Женщина, сядьте! — потребовала Камнеедова. — У меня от вас в глазах рябит!
— Я, конечно, сяду, — невозмутимо ответила Надежда, — только я так и не поняла, почему это в платежках такая путаница. Если в этом месяце я к племяннице уезжала, а в том было теплее, почему же в этой платежке семьсот двадцать, а в той семьсот пятнадцать? Когда я в этом месяце уезжала…
Лицо Камнеедовой выглядело так, как будто помидоры ее щек быстро и неотвратимо дозревают. Глаза ее стали еще более выпученными, а волосы встали дыбом. Надежда почувствовала сильнейшее желание отойти как можно дальше, но посчитала это минутой слабости и смотрела твердо.
— Женщина! — рявкнула Камнеедова. — Какая племянница? Какая собака? Чего вы от меня хотите?
— Племянница моя родная, хотя нет… она мне двоюродная, но все равно как родная, а собака — эрдельтерьер, но когда одна, лает прямо как какой-нибудь пудель… — Надежда вспомнила свою приятельницу Муську Василькову и попыталась говорить таким же визгливым голосом. Получилось не очень похоже, но противно.
— Женщина! — попыталась прервать ее Камнеедова. — При чем тут ваш пудель? Если у вам… у вас… если вопросы по оплате, почему вы ко мне пришли? С этими вопросами вам нужно в бухгалтерию!
— А я и пришла в бухгалтерию, только они какие-то непонятливые. Я им все подробно объяснила — и про то, что в том месяце теплее, и про племянницу, и про собаку, а они ничего не поняли и стали все валерьянку пить, а мне сказали, чтобы я к вам пошла, потому что только вы можете в моем вопросе разобраться…
Все лицо Камнеедовой побагровело, она расстегнула верхнюю пуговицу блузки, но все равно дышала тяжело и хрипло, как будто только что бегом поднялась на двадцатый этаж. На лбу у нее выступили крупные капли пота, она судорожным движением выдвинула ящик стола, трясущейся рукой достала из него пузырек и маленький стаканчик и безуспешно попыталась накапать в него лекарство.
