Полина мечтательно уставилась в потолок, потом спохватилась и продолжила:
— Но к Новому году полагается приличные подарки дарить, а у меня ничего подходящего нету. А тут проходила мимо магазина и смотрю — обезьянка такая смешная в витрине, а следующий год как раз был год Обезьяны, я и приценилась, а оказалось, что это только образец, а нужно заказывать. И знаете, там фишка какая? Можно было обезьянку эту сделать похожей на любого человека знакомого. Ну не то чтобы уж совсем портрет, но одежду они сделают какую надо, волосы подрисуют или еще что попросите. Ну, я как рассудила? Если я обезьяну эту закажу на тетю Гелю похожей, то меня в их дом больше и на порог не пустят. Тетка, она обидчивая была очень, шуток не понимала. А дядя Гриша, он добрый был, с юмором опять же. И заказала я обезьянку на него похожую, думаю, приеду на Рождество, как раз ее получу. Ну а потом, как все случилось-то, у меня все из головы вылетело. В больнице сижу при тетке, звонят из той мастерской — заберите заказ. До того ли мне, отвечаю, да и без надобности теперь мне ваша обезьяна. Там женщина на своем стоит — нужно, мол, забрать, деньги у вас заплачены, заказ выполнен, порядок есть порядок. Ну, как тетю Гелю выписали, исхитрилась я, забрала ту обезьяну. И правда, как похоже на дядю Гришу сделали. Вроде сидит он в куртке своей домашней за столом и в лупу какую-то мелкую вещь разглядывает. Несу домой обезьянку эту, а сама реву в три ручья. Дома спрятала ее подальше, чтобы тетка не увидела. Она и так тогда не с той ноги встала, все на меня наезжала, только Рыська ее и успокоил.
— Что ж, Полина Самсоновна, спасибо вам за подробный рассказ. Теперь мы будем работать, а как только что-то прояснится, мы с вами свяжемся.
— Да уж надеюсь…
Полина Самсоновна распрощалась с Аленой и неторопливо вышла из кафе.
Алена сказала, что ей нужно сделать еще несколько звонков, и осталась за столиком. Когда заказчица ушла достаточно далеко, Надежда помахала Алене рукой, приглашая ее за свой столик.
Алена секунду колебалась, но все же пересела.
— Ну вот, вы все слышали, — сказала она унылым голосом. — Ничего она не знает, ничего не помнит… мало проку было в нашем сегодняшнем разговоре!
— Ну, отчего же мало? — возразила Надежда. — Я считаю, что мы кое-что выяснили. Во-первых, домработница, которая пропала сразу после ограбления. Наверняка она к нему причастна. Она кого-то навела на богатую квартиру, кроме того, в тот день старики ее ждали, поэтому и открыли дверь грабителям.
— Может быть, но про саму эту домработницу ничего не известно. Только то, что звали ее Паней. А что это за имя — не знаю. И с тех пор прошло уже три года, так что наверняка этой домработницы и след давно простыл.
Алена быстро взглянула на Надежду Николаевну и проговорила вполголоса:
— Да, вы были правы.
— Насчет чего?
— Вам эта помада действительно не идет.
Надежда достала из сумочки зеркало, взглянула в него и расстроилась. Она огляделась по сторонам, стерла чужую помаду и подкрасила губы своей, удовлетворенно посмотрелась в зеркальце и только после этого продолжила разговор:
— Так вот, мы действительно знаем, что ту приходящую домработницу звали Паней. Это уже кое-что. Паня — это, скорее всего, уменьшительная форма от имени Прасковья. А это в наше время не слишком распространенное имя. Но Полина Самсоновна рассказала нам про эту Паню еще кое-что.
— Вроде бы больше ничего она не рассказала… вроде бы я внимательно ее слушала…
— Отчего же! Она рассказала, что Паня привезла из своих родных мест голубичное варенье. И что она называла голубику гонобобель, или дурница…
— Ну, и что это нам дает?
— Это поможет нам выяснить, откуда эта неуловимая Паня приехала, где ее родные места.
— Каким же образом?
— Во-первых, она родом из северных областей России. Только на севере, на болотах и пустошах, растет голубика. Это уже значительно сужает круг поисков, потому что большая часть приезжих женщин, работающих в нашем городе домработницами, уборщицами и сиделками, родом из южных краев. Если не из Средней Азии, то из Молдавии или Украины. Кроме того, голубику далеко не везде называют гонобобелью, а тем более — дурницей. Если мы выясним, где распространены такие названия, мы еще больше сузим круг поисков.
По-видимому, рассуждения Надежды Николаевны не слишком убедили Алену. Больше на нее повлиял энтузиазм собеседницы. Тем не менее она сказала:
— Ну, даже если мы сузим этот круг до какой-нибудь одной области, это все равно слишком много. В этой области может жить несколько миллионов человек. Отыскать иголку в стоге сена и то легче…
— С чего-то же надо начинать! Само собой, расследовать преступление трехлетней давности гораздо сложнее, чем вчерашнее, — все следы уже остыли, свидетели все давно забыли, да и самих свидетелей может не быть — как говорил классик, иных уж нет, а те далече. Но тебе поручили это дело — значит, нужно работать. Конечно, то, что рассказала нам Полина Самсоновна, не слишком много, но это все, что у нас есть, и с этого уже можно начать.
Алена выслушала Надежду с показаным смирением, а потом сказала:
— Спасибо, Надежда Николаевна, вы все так хорошо объяснили, мне все стало ясно.
Надежда хотела обидеться, но потом рассмеялась.
— И то верно, что это я занудничаю? Но вообще, это тебе за помаду. И с моим делом яснее стало. Полина Самсоновна подтвердила, что подарила своим родственникам керамическую обезьянку. И обезьянка эта где-то у нее в квартире находится. Пока еще тот тип, фальшивый Горохов, до нее не добрался.
— Почему вы так думаете?
— Потому что ничего такого особенного с клиенткой вашей не случилось. В квартиру не залезли, сумку не вырвали, ключи она не теряла и так далее (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить). В противном случае она бы к вам не пришла, у нее, знаешь ли, все по порядку. Похоронила тетку, ознакомилась с завещанием, прибралась в квартире, а потом только в агентство к вам явилась, теткину последнюю волю исполнять. Одежду вон новую купила еще…
— Ужас какой! — Алена поежилась, вспомнив про розовое пальто Полины.
— И вот я думаю, — продолжала Надежда, — это совпадение или нет, что два наших дела связаны оказались?
— Конечно, совпадение, — фыркнула Алена и отвела глаза.
Но Надежда Николаевна, как уже говорилось, была женщиной наблюдательной, поэтому она успела заметить в глазах своей собеседницы некоторое пренебрежение. Дескать, какое там у тебя дело, подумаешь — обезьяны керамические. Вот у нее, Алены, дело настоящее — убийство, ограбление. А тут…
«Это мы еще посмотрим, — подумала Надежда, — не нравятся мне эти совпадения».
Жизнь приучила Надежду не верить в совпадения. Бывает, конечно, но редко и не в этом случае. Тут вообще все мутно и неясно, а главное — осталось всего две обезьяны, а она, Надежда, понятия не имеет, в чем тут дело, что ищет тот тип. И самое главное, она не знает, чего от него ждать. Вот за какой обезьяной он сейчас охотится? За этой, которая у Полины Огурцовой, или за другой?
