С этими словами он спрятал монету за пазуху и, перехватив полный ненависти взгляд Ваняты, усмехнулся:
— Что ж ты так на меня смотришь, голубок? Думаешь, я сам не мог этот кругляшок достать? Я ведь давно приглядел, где у тебя захоронка устроена! Но мне нужно было, чтобы ты сам ее отдал. Чтобы понимал, кто здесь хозяин, а кто шестерка. И еще… Я ведь могу и передумать… сделать из тебя слепого али еще какого калеку. Увечные, они хорошо милостыню собирают!
Надежда не знала раньше о существовании в нашем городе Института поведения приматов, но легко нашла его. Этот институт занимал аккуратный двухэтажный особнячок в тихом зеленом районе рядом с парком Лесотехнической академии. В особняк вела широкая каменная лестница, по сторонам которой вместо традиционных каменных львов стояли две большие каменные гориллы. Скульптор постарался, и гориллы выглядели совсем как живые.
Опасливо покосившись на горилл, Надежда поднялась по ступеням и вошла в институт.
Возле двери за деревянным барьером сидел охранник в черной униформе. Он был средних лет, с покатыми плечами, длинными сильными руками, низким лбом и маленькими темными глазами. В общем, чем-то напоминал горилл перед входом.
— Вы к кому, женщина? — осведомился охранник, хмуро взглянув на Надежду.
— Я к Виталию Никитичу Колотун… то есть Колотуну! — поправилась она, не вполне уверенная, надо ли склонять фамилию Машиного бывшего мужа.
— Ах, к Виталию Никитичу! — в маленьких глазах охранника засветилась теплота. — Ах, к Колотуну! Так проходите, его кабинет на первом этаже, справа по коридору, номер двенадцать. Только вы каску непременно наденьте…
— Каску? — удивленно переспросила Надежда. — Какую каску?
— Да вот такую! — Охранник вытащил из-под стойки желтую строительную каску и протянул ее Надежде. — Теперь требуют, чтобы все посетители надевали каски. Техника безопасности. После того случая в прошлом году…
— Какого случая? — боязливо переспросила Надежда.
— Да вы идите, идите, — отмахнулся охранник. — Каску наденьте и идите к нему. Мне не велят лишнего болтать после той истории в прошлом году…
Надежда пожала плечами, надела каску и пошла в указанном направлении.
Двенадцатый кабинет она нашла без проблем. На двери его висела табличка: „Отдел социального поведения высших приматов. Начальник — доктор биологических наук В. Н. Колотун“.
Надежда на всякий случай постучала.
Из-за двери донесся глуховатый голос:
— Заходи, Луиза, не закрыто!
Надежда толкнула дверь и вошла.
Кабинет Виталия Никитича был просторен, но больше напоминал не кабинет ученого, а площадку молодняка в зоологическом саду. Или, на худой конец, дворовую детскую площадку.
Большую часть помещения занимало сухое ветвистое дерево, которое неизвестно как пронесли внутрь. На одном из верхних сучьев этого дерева раскачивался детеныш шимпанзе.
Кроме этого дерева, в кабинете была шведская стенка, качели, подвешенная к потолку веревочная лестница вроде корабельного трапа и несколько странных тренажеров.
Был в кабинете и письменный стол, но за ним сидел не доктор биологических наук, начальник отдела и прочее, а еще один маленький шимпанзе, который что-то рисовал цветными карандашами на большом листе бумаги.
Сам хозяин кабинета стоял за спиной у малыша и следил за его творческими успехами. Он был невысокого роста, совершенно лысый, с маленькими глазками и выдающейся вперед нижней челюстью. Иными словами, профессор Колотун был ужасно похож на старого шимпанзе. Впрочем, Надежда не удивилась, известно ведь, что с кем поведешься, от того и наберешься. Очевидно, профессор, проведя столько лет в обществе приматов, сам усвоил их привычки. Услышав звук открывшейся двери, он проговорил, не поднимая головы:
— Заходи, Луиза, твои дети здесь.
Только после этого он поднял глаза от стола и увидел Надежду Николаевну.
— Вы не Луиза… — произнес он удивленно.
— Безусловно! — согласилась с ним Надежда.
— А, тогда вы, наверное, та женщина, про которую говорил Сергей Матвеевич.
Надежда не успела возразить, как он быстро и взволнованно заговорил:
— Вы видите, какие он делает успехи? Обратите внимание на сочетания цветов, которыми он пользуется! Видите, он предпочитает зеленый и красный. Я разговаривал с одним профессиональным художником, так он сказал, что это так называемые дополнительные цвета и их сочетание придает его работам особенную выразительность, я бы даже сказал — экспрессию! В связи с этим тот художник сказал, что Винни создал свой собственный неповторимый стиль, для которого он придумал название — зооэкспрессионизм…
— Винни? — переспросила Надежда Николаевна, уловив в бурном потоке речи доктора наук знакомое слово, напомнившее любимую детскую книгу.
— Ну да, мы назвали его Винсентом, сокращенно — Винни! — произнес Виталий Никитич, ласково погладив маленького шимпанзе по голове. Тот почувствовал, что находится в центре внимания, вытянул губы трубочкой и радостно заухал.
— Да вы посмотрите, посмотрите на его работы! — воскликнул хозяин кабинета. — Это действительно здорово!
Он забегал по кабинету, чуть согнувшись и наклонив голову.
Надежда Николаевна из вежливости подошла к столу и взглянула на лист бумаги.
Его покрывали беспорядочные цветные линии и завитки, на взгляд Надежды, совершенно бессмысленные и некрасивые. Дочка Надежды рисовала что-то подобное, когда ей было полтора года, это называлось каляки-маляки. Однако, чтобы не обидеть юного художника и его взрослого покровителя, она глубокомысленно проговорила:
— Да, конечно, это очень интересно…
— Вы видите? — не унимался ученый. — Вы чувствуете исходящую от этой работы экспрессию? А где же ваш фотограф?
— Фотограф? — удивленно переспросила Надежда. — Какой фотограф? О чем вы говорите?
— Что, вы работаете без фотографа? Вы сами все будете фотографировать?
— Фотографировать? — снова переспросила Надежда, ничего не понимая. — Зачем фотографировать?
— Как зачем? У вас же иллюстрированное издание, значит, вам нужны фотографии самого Винни и его работ…
— Какое издание? О чем вы говорите?
— Но вы же та женщина, о которой говорил Сергей Матвеевич, корреспондент из иллюстрированного журнала, который хотел опубликовать статью о творчестве Винни…
— Нет, я не корреспондент! И я не знаю Сергея Матвеевича! Я вам просто не успела возразить!
— Не корреспондент? — печально проговорил ученый и обратился к своему талантливому воспитаннику: — Ты слышишь, Винни? Оказывается, она не корреспондент!
Винни снова вытянул губы трубочкой и заухал — видимо, это была его реакция на любые новости, как хорошие, так и плохие.
