Выглядели они на нем, прямо скажем, не очень. Как дамское седло на корове симментальской породы. Но зеленые пятна они благополучно закрыли. Теперь у дяди Васи был такой вид, как будто он недавно подрался и теперь прячет от общественности боевые синяки. Но это как раз найдет понимание среди водителей мусоровозов.
— Ну, так ничего! — согласился дядя Вася, взглянув на себя в зеркало. — Тогда, тезка, я поеду на автобазу, а ты здесь сиди на связи. Мало ли кто позвонит…
…Василий Макарович подъехал к железным воротам четвертой автобазы и посигналил. Никакой реакции не последовало, и он посигналил еще раз, погромче.
— Чего дудишь, чего сигналишь? — раздался хриплый голос из будки охранника. — Вот я тебе сейчас так по уху просигналю — надолго запомнишь!
— Что значит — просигналю? — проговорил дядя Вася, вылезая из своей машины и вперевалку направляясь к будке. — Это, выходит, неповиновение представителю законной власти при исполнении?! Статья сто четвертая, пункт «Б»!
— Это с каких это пор власть на ржавых ведрах разъезжает? — проговорил тот же голос, и из будки выглянула здоровенная тетка в камуфляжном комбинезоне семидесятого размера, с широким и круглым, как восходящая луна, лицом.
Дядя Вася любил свои «жигули». Он проводил под ними лучшие часы своей жизни, отдавал им много сил и утверждал, что верный автомобиль отвечает на эту заботу взаимностью и не уступит на трассе никакой продвинутой иномарке.
Но как бы ни хвалил он ходовые качества своей «ласточки», один неоспоримый минус у нее имелся: выглядела она, прямо скажем, несолидно.
— Это какая же ты власть? — повторила охранница, подбоченившись.
— А вот какая, — ответил Василий Макарович, сунув ей под нос удостоверение.
Удостоверение было самое настоящее. Дядя Вася просто исхитрился и не сдал его, уходя на пенсию. Правда, его своевременно не продлили в милицейской канцелярии, но это далеко не каждый мог заметить.
— «Куликов Василий Макарович…» — прочитала могучая тетка. — Так бы и говорил. А то сигналишь, сигналишь… Тут много таких развелось, которые сигналют. А чего тебе надо-то, Василий Макарович?
— Не твоего ума дело, — сухо ответил дядя Вася, обиженный на недружелюбный прием. — С начальством твоим надо поговорить.
— Ну, не хочешь говорить — не надо! — отступила охранница. — С начальством так с начальством. Я к тебе по-хорошему хотела, сама ведь пятнадцать лет в уголовном розыске оттрубила… пока не уволили под горячую руку.
Дядя Вася, все еще обиженный, не поддержал разговора с бывшей коллегой и пошел к своей машине.
Ворота уже медленно раздвигались, и он проехал на территорию автобазы.
Вслед ему донесся хриплый голос охранницы:
— Удостоверение-то продли, Василий Макарыч!
Как уже стало известно дяде Васе, четвертая автобаза, или, выражаясь более официальным языком, автопредприятие номер четыре, было специализированное. А именно на этой автобазе находились исключительно мусоровозы, осуществляющие вывоз бытового и строительного мусора по всей территории нашего огромного города.
Соответственно, запах здесь стоял специфический. У Василия Макаровича с непривычки даже защипало глаза.
Встретив на дороге рослого работягу в сером комбинезоне, дядя Вася осведомился:
— Эй, служивый, а где ваше начальство помещается?
Рабочий прокашлялся, сплюнул на асфальт и протянул руку в сторону серого двухэтажного дома.
Дядя Вася кивком поблагодарил его, прошел к конторе и поднялся на второй этаж.
Дверь кабинета была широко открыта, и оттуда доносился оглушительный крик:
— А я чем виноват? Ну, слышал я, что у вас весь дом мусором завален, а я при чем? У меня все борта в разъезде! На мне восемьсот помоек! Вас много, а я один! Вы все мусорите, а я должен вывозить? Вы меньше мусорьте, вот и будет чисто… что? Что в договоре написано? Если три дня не вывезли, то неустойка? А кто вам сказал, что не вывезли? К вам уже борт едет! Да, едет, а если по городу пробки, так я не виноват!
Трубка с грохотом упала на аппарат, хозяин кабинета вскочил, подбежал к окну и заорал:
— Степаныч! Поганкин не уехал? Пускай едет на Заставскую, там уже дом мусором завален, население недовольно! Что значит — должен на Полтавскую ехать? Что значит — там тоже завален? Черт с ней, с Полтавской, я сказал — на Заставскую!
Закончив этот разговор, хозяин кабинета обернулся и увидел перед собой Василия Макаровича.
Василий Макарович стоял на пороге и в упор разглядывал начальника автобазы — маленького, кривоногого человечка с красным лицом и торчащими дыбом темными волосами.
— Вам что, гражданин? — спросил начальник раздраженно. — Вам кого?
— Вас, — ответил ему дядя Вася.
— Что значит — меня?! — Лицо начальника еще больше побагровело, он двинулся навстречу дяде Васе. — Если вы насчет вывоза мусора — то что я могу? На мне и так уже восемьсот помоек, а бортов не хватает, и где я еще людей возьму? Так что нет, нет и нет! Если только мы друг друга поймем… — И глаза начальника подозрительно забегали.
— Мы друг друга не поймем! — проговорил дядя Вася, доставая свое удостоверение. — Я вообще-то из милиции!
— Из милиции? — повторил, как эхо, начальник. — Так это вы меня неправильно поняли, я совсем о другом… а вы вообще-то по какому вопросу? Что вас конкретно интересует?
— Меня конкретно интересует — государственный номер УГУ семьсот двадцать шесть за вами числится?
— А я почем знаю? — начальник почесал в затылке, отчего его волосы еще больше взъерошились. — Я один, а бортов у меня много…
Он отступил к распахнутому окну, высунулся в него и закричал:
— Степаныч! Номер семьсот двадцать шесть УГУ наш?
Со двора ему что-то ответили, начальник повернулся к дяде Васе и настороженно ответил:
— Ну, допустим, этот номер числится за нами. А в чем, собственно, дело?
— Дело в том, что я должен его осмотреть. По нашим данным, он вчера участвовал в ДТП…
— В ДТП? — переспросил начальник и снова побагровел. — Только этого мне не хватало! ДТП-то серьезное? Жертвы были?
— Насчет жертв уточняется, — ответил Василий Макарович уклончиво. — А вы пока мне эту машину покажите, я должен проверить, имеются ли на ней следы аварии.
— Это можно, — неохотно согласился начальник и, снова подкатившись к окну, крикнул во двор: — Степаныч! Сейчас к тебе спустится товарищ из органов, покажешь ему семьсот двадцать шестой!
В это время телефон на столе у начальника зазвонил, он схватил трубку и раздраженно проговорил:
— Четвертая! Что значит — в суд подаете? На кого в суд подаете? На меня в суд подаете? Вас до самой крыши мусором завалило, выйти не можете? На работу два дня не ходили? А я при чем? А что я могу? На мне восемьсот помоек! Вас много, а я один!
