– Мне кажется, Яна, что у вас что-то случилось с головой. Вы только и говорите, что о себе. Просто мания величия. «Я спасла… я спасла…» И где он, ваш Григорий Ситцев? – усмехнулся Яков Соломонович.
– А я кто? Его телохранитель? Ситцев пропал и, вероятнее всего, его уже нет в живых. Я всё думала, с какого перепуга он оставил мне всё своё достояние? А потом поняла: Григорий Васильевич захотел, чтобы я докопалась до истины.
– До какой истины? – с ехидной усмешкой поинтересовался Яков Соломонович и посмотрел на Сусанну, которая всё это время молчала как камень.
– Истина может быть только одна. У Ситцева не было выбора, ему его просто не оставили. Мой долг – помочь хорошему человеку.
– Хорошему? А вы в этом уверены? Ведь он вас подставил, Яночка. Неужели не понятно, что если Ситцева убрали, чтобы завладеть его бизнесом, который он опрометчиво или намеренно оставил вам, то вас тоже быстренько уберут. Это дело-то нехитрое, сами понимаете. Ну так и в чём его порядочность? Подставил он вас, ох, как подставил!
– Я пойду? Сеанса уже точно не будет, – вдруг нарушила молчание Сусанна и встала.
– А вам не интересно, чем дело кончится? – удивилась Яна. – Я бы вас советовала остаться до конца.
– Я не думаю, что мне это нужно.
– И всё-таки, Сусанна, я прошу вас остаться. Уверяю, вас это тоже касается.
– Сядь, Сусанна! – рявкнул Яков Соломонович.
Женщина-медиум от крика старика испуганно вздрогнула и снова села на стул.
– Чего вы добиваетесь, Яна? – прищурился Яков Соломонович.
– Всего лишь правды, и чтобы не пострадали невиновные люди, это же нормально? Или для вас нет? Я, знаете, живу не столько разумом, сколько своими душевными порывами. Знаю, это, наверное, глупо. У меня постоянные проблемы. Вот, например, если влюбляюсь, то теряю голову до такой степени, что порой не отвечаю за свои поступки. У вас было такое? – внезапно спросила Цветкова.
– Что было? – не понял Яков Соломонович.
– Вы любили кого-нибудь до потери пульса?
Старик покачал головой.
– Нет, – ответил он, – никого я не любил. К чему вы клоните, Яна? Я вас не понимаю.
– Странно… Такой вы чувствительный человек, а любовь обошла вас стороной… Но я продолжу свой рассказ. Меня тронула история душевнобольной девушки Вероники, которая неотрывно находится на могиле своей матери, Головиной Надежды Власьевны. Я узнавала, родственников у бедняжки нет и ждать помощи после смерти матери ей неоткуда. Кстати, кто отец? Вы не знаете, Яков Соломонович?
– Вы меня спрашиваете? – удивлённо поднял брови старик. – Мне кажется, что в вас, Яночка, не дух вашего двойника вселился, а вы просто с ума сошли. Какое мне дело до неизвестной умалишённой?
– А я узнала, кто отец Вероники Головиной. Узнала у подруги её покойной матери. Подруга многие годы думала, что Надежда родила от женатого человека и не хочет подводить его, поэтому и молчит. Но это было не так. Та перед смертью открыла ей тайну. Отцом девочки был один криминальный авторитет, проведший почти всю жизнь за решёткой. Рождение ребёнка было его тайной, и он просил Надежду Власьевну хранить секрет до конца его дней. Ему ведь не полагалось иметь детей. Конечно, он им тайно помогал, они ни в чём не знали заботы, но девочка родилась больная, и тут деньги были бессильны. Зная, что дочка недееспособная и рано или поздно останется сиротой, её отец подобрал из своего окружения человека, которому доверил будущее девочки и заботу о ней, когда родителей не станет. Этим человеком был Ситцев Григорий Васильевич, который до последних дней заботился о Веронике. Перед смертью отец Вероники оставил всё своё огромное состояние гражданской жене и дочери, а хранил деньги Григорий Васильевич. Вероника – прямая наследница огромного состояния, правда, нажитого нечестным путём.
– Всё это очень трогательно. Но зачем вы это мне рассказываете? Вернее, мне и Сусанне? – спросил Яков Соломонович.
– А мы уже подходим к самому интересному. Вы, конечно, в курсе, что в последние годы начали пропадать успешные бизнесмены. Убивали их, запугивали, угрожали семьям. Бизнес же попадал в чужие руки. Родных предупреждали, чтобы они не искали пропавшего человека, иначе с ними случится то же самое. За несколько лет так и не нашли ни одного пропавшего. Вам не кажется это странным, Яков Соломонович?
– А почему мне это должно казаться странным. Меня вообще эта ваша история не интересует. Не понимаю, при чём здесь я? Ерунда какая-то… Какие-то умалишенные сиротки, пропавшие люди… Я сейчас заплачу, – резко ответил ей Яков Соломонович. – Пропавшие без вести всегда были и всегда будут.
– Григорий Васильевич Ситцев, который в последнее время пытался честно вести свой бизнес, понял, что кто-то пытается затянуть у него на шее удавку и взять контроль над его делом.
– Много он чего понимал! Он только считать хорошо мог! – фыркнул Яков Соломонович.
– Так вы его знали? – обрадовалась Яна.
– Конечно, знал. У нас небольшой город.
– Дело, думаю, не в размере городской территории. Я была дома у Вероники Головиной, и она показала мне альбом с фотографиями. На одной были Дмитрий Белов, её отец, Ситцев и вы, уважаемый Яков Соломонович. Выходит, вы знакомы с давних времён. Думаю, что вы очень хотели контролировать общак, не так ли? Но вам это до поры до времени не удавалось. Белова вы смертельно боялись, шутить с ним было опасно, а вот Ситцев показался вам более лёгкой добычей. Я права?
– Всё это недоказуемо. Одни слова.
– Вы думаете? Хотели очернить Белова перед своими подельниками? Рассказали, что у него была внебрачная дочь.
– Закон один для всех, – ответил ей тихий музейный служитель.
– А вам нельзя отказать в изобретательности, Яков Соломонович. С вашими талантами вы бы в театре не пропали. Бизнесменов вы убивали, трупы закапывали в старых могилах, поэтому их и не могли найти. Да ещё придумали страшилку про девушку-привидение. Когда я появилась в городе, вы тут же сочинили мне двойника, совершающего жестокие убийства. Лихо! И было непонятно, то ли злой дух губит ни в чём не повинных людей, то ли я, Яна Цветкова, лишаю их жизни. Во всяком случае, перед преступлением обязательно видели женщину с длинными белыми волосами, похожую на меня как две капли воды. Ну как тут полиции не заинтересоваться?
Яна открутила с обоих пузырьков крышечки и подошла к портрету крепостной Татьяны. Резким движением она плеснула из одного и другого пузырька на картину.
– Что ты делаешь, сумасшедшая?! Это же старинное полотно! Ущерб искусству! – взвизгнул Яков Соломонович.
– Ущерб – это точно, – согласилась абсолютно невозмутимая Яна. – Только вряд ли искусству. Смотрите, как интересно… – Яна нагнулась к портрету и взмахом руки подозвала к себе старика и Сусанну. – Видите?
Картина словно разделилась на две равные половины: на одной половине краски оставались совершенно целыми, а на другой просто стекали ручьём.
