— А что плохого в протезе?
— Железная рука? Извини, нет. Я слишком брезглив.
Оуэн как-то странно взглянул на меня, но сказал только:
— Ладно, мы немного подождем. Может, ты поменяешь свое мнение.
Он не давил на меня. Ни тогда, ни позже, когда я уже выписался и снял квартиру, чтобы привыкнуть к отсутствию руки. Если он думал, что я в конце концов соглашусь на протезирование, то ошибался.
Почему? Я и сам не могу ответить на этот вопрос. Другие явно не столь брезгливы: вокруг ходят миллионы людей с металлическими, пластиковыми и силиконовыми органами. Частью человек, частью машина. Как они сами разбирают, чего в них больше?
Я же скорее готов стать мертвым, чем частично металлическим. Считайте это блажью. Может быть, той же самой блажью, из-за которой у меня мурашки бегут по коже, когда я попадаю в место, подобное апартаментам «Моника». Человеческое существо должно быть всецело человеческим. Человек должен иметь свои собственные привычки и вещи, он не должен стараться выглядеть или вести себя как кто-то еще, кроме него самого, и он не должен быть полуроботом.
Так что вот таков я был, Джил Рука, учившийся есть левой рукой.
После ампутации человек никогда не теряет полностью то, что он потерял. Мои отсутствующие пальцы чесались. Я старался не задевать несуществующим локтем острые углы. Я тянулся к вещам и ругался, когда они оставались на месте.
Оуэн все время пребывал поблизости, хотя его собственные деньги, отложенные на черный день, быстро таяли. Я не предложил продать мою треть корабля, а он не заикался об этом.
Была одна девушка. Я уже забыл ее имя. Как-то вечером я зашел к ней и, ожидая, пока оденется — мы собирались на ужин, — заметил оставленную ею на столе пилку для ногтей. Я взял пилку, чтобы подпилить ногти, но спохватился и раздраженно бросил ее обратно на стол. И промахнулся. Как идиот, я попытался подхватить ее правой рукой.
И поймал.
Я никогда не подозревал в себе паранормальных способностей. Для их использования нужно обладать подходящим образом мыслей. Но у кого имелась лучшая возможность, чем у меня в тот вечер, когда участок мозга оставался настроенным на нервы и мышцы моей правой руки, которой не было?
Я держал пилку в воображаемой руке. Я ощущал ее так же, как чувствовал, что мои отсутствующие ногти стали слишком длинными. Я провел большим пальцем по насечкам; я повертел ее между пальцев. Телекинез удерживает, экстрасенсорика ощущает.
— Вот оно, — заявил назавтра Оуэн. — Это все, что нам нужно. Еще один член команды и ты со сверхъестественными способностями. Ты практикуйся, посмотри, насколько сильной ты можешь сделать эту руку. А я поищу новичка.
— Ему придется удовольствоваться одной шестой. Вдова Кубса потребует своей части.
— Не беспокойся, я это устрою.
— «Не беспокойся!» — Я помахал перед ним огрызком карандаша. Даже при слабой гравитации Цереры это почти все, что я мог приподнять в то время. — Думаешь, телекинез и экстрасенсорика заменят реальную руку?
— Это даже лучше нормальной руки. Сам увидишь. Ты сможешь касаться чего-нибудь сквозь свой скафандр без разгерметизации. Кто из поясников на это способен?
— Да уж.
— Какого черта тебе еще нужно, Джил? Кто-то должен вернуть тебе руку? Не получится. Ты потерял ее честно и глупо. Теперь решать тебе. Ты будешь летать с воображаемой рукой или вернешься на Землю?
— Я не могу вернуться. У меня нет денег на оплату перелета.
— Ну и?
— Хорошо, хорошо. Иди ищи нам третьего спутника. Такого, на кого моя воображаемая рука произведет впечатление.
Я задумчиво потягивал вторую порцию «Луау». К этому времени все кабинки заполнились, а вокруг бара формировался второй слой посетителей. Голоса рокотали усыпляюще. Настал час коктейля.
…Он в самом деле все устроил. Расписав возможности моей воображаемой руки, Оуэн уговорил присоединиться к нашему экипажу одного сосунка по имени Гомер Чандрасекхар.
И насчет моей руки он тоже оказался прав.
Прочие люди с подобными способностями могут дотягиваться куда дальше, иногда за полмира. Мое воображение — к несчастью, слишком буквальное — ограничило меня паранормальной рукой. Но мои экстрасенсорные пальцы обладали большей чувствительностью, большей надежностью. Я мог поднимать больший вес. Сейчас, при полной земной силе тяжести, могу приподнять налитый до краев стакан.
Я обнаружил, что могу просунуться сквозь стенку кабины и нащупать разрывы электрических цепей за ней. В вакууме я мог смахивать пыль со стекла гермошлема. В порту я вообще творил чудеса.
Я почти перестал чувствовать себя калекой. И все благодаря Оуэну. После шести месяцев горных разработок я оплатил больничные счета, заработал на обратный билет, и еще осталась немалая сумма.
— Какого рожна! — взорвался Оуэн, когда я поделился с ним моей идеей. — Почему Земля?
— Потому что Земля заменит мне руку, если я смогу вернуть гражданство ООН. Бесплатно заменит.
— О, это так, — сказал он с сомнением.
Пояс тоже располагает банками органов, но они всегда полупусты. Поясники не транжиры. И правительство Пояса тоже. Цены на трансплантаты удерживаются высокими настолько, насколько возможно. Так удалось уменьшить спрос до соответствия предложению и в придачу снизить налоги.
В Поясе мне пришлось бы покупать новую руку. А денег на это не имелось. На Земле же было социальное страхование и обширные запасы трансплантатов.
Я сделал то, чего, по мнению Оуэна, не могло случиться. Кто-то вернул мне руку.
Иногда я думаю, не затаил ли Оуэн на меня обиду. Он никогда ничего не говорил, зато Гомер Чандрасекхар высказывался пространно. Поясник должен заработать себе руку или жить без нее. Он не должен принимать милостыни.
Может, поэтому Оуэн не попробовал позвонить мне?
Я покачал головой. Я в это не верил.
Когда я перестал мотать головой, помещение по-прежнему покачивалось. С меня пока было достаточно. Я допил третий грог и заказал обед.
Обед отрезвил меня для следующего захода. С некоторым изумлением я понял, что перебрал в уме весь период жизни, когда дружил с Оуэном Дженнисоном. Я знал его три года, а выглядело это как полжизни. Так оно и было. Половина моей шестилетней жизни в Поясе.
Я заказал кофейный грог и наблюдал, как его разливают: горячий кофе с молоком, сдобренный корицей и другими специями, и крепчайший ром смешиваются, превращаясь затем в поток голубого пламени. Это был один из тех особых напитков, которые подавал метрдотель-человек, почему его, собственно, и держали на службе. Вторая фаза тризны: шикарным образом прокутить хоть половину состояния.
Но прежде чем прикоснуться к напитку, я позвонил Ордасу.
