Во время своего полного удаления в отшельничество в Ранфте в период отчаянной депрессии Брат Клаус принудил свою тень остаться полностью внутри себя и не проецироваться ни на что, и внутри него эта тень сплавилась воедино с внутренним Христом. Но мы по своему опыту знаем, что мы не в состоянии интегрировать такие божественные силы агрессии в наше повседневное эго. Весь тот благонамеренный и исполненный надежды лепет по поводу интеграции нашей собственной агрессии — это полная ерунда. Только при помощи усилий и через страдания мы можем помочь интеграции этих сил в нашу Самость. Другими словами мы можем интегрировать только нашу личную тень, но не коллективную тень Самости, тёмную сторону Бога.
Если мы в полной мере ощутим проблему на собственной шкуре и примем ситуацию в нас самих, мы можем иногда сами стать тем самым местом, где божественные противоположности могут спонтанно объединиться. Совершенно ясно, что именно это и произошло с Братом Клаусом. Его видение показало ему, что божественные противоположности стали единым целым в Самости и что эта цельная фигура теперь переполнена мёдом. Это та любовь, которую излучает человек, ставший цельным.
Интересные параллели этому процессу можно найти в работах алхимиков. Многие из них описывают философский камень таким образом, что он сильно напоминает видение Брата Клауса о космическом берсерке, источающем мёд. Они почитают его как нечто живое, что источает «кровь цвета розы» или «розовый цвет» и оказывает исцеляющее влияние на своё окружение. Это определённо один из самых любопытных образов, который можно обнаружить в алхимических работах. Ученик Парацельса, Герхард Дорн, например, говорил про философский камень: (Философы) «называли свой камень живым, потому что при проведении заключительных операций он источает каплю за каплей <…> тёмно-красную жидкость, похожую на кровь. <…> И именно по этой причине они пророчествовали, что в последние дни на землю придёт непорочный человек [putus = истинный, не фальшивый], через которого мир станет свободен, и будет его пот кровавым, а мир будет спасён от грехопадения. Таким же образом кровь из камня освободит прокажённые металлы и людей от их болезней. <…> Ибо в крови этого камня сокрыта его душа»
[20].
Другой алхимик, Хенрик Кунрат, про ту же кровь говорит, что это кровь «льва, выманенного из пещеры горы Сатурновой»
[21]. Здесь у нас вместо медведя из видения брата Клауса есть лев из «горы Сатурновой», который, подобно медведю, также является диким животным, пришедшим из глубин тьмы и депрессии, но принёсшим с собой исцеляющую кровь любви. Дальше Кунрат говорит о «Крови розового цвета <…>, которая проистекает <…> от внутреннего Сына Великого Мира, выпущенная силой Искусства». Таким образом эта кровь исходит от «Целителя всех несовершенных тел и людей»
[22]. В отличие от библейского Христа он является не только спасителем людей, но и — подобно ляпису, Христу алхимиков, — искупителем всей природы.
Юнг пишет: «Кажется, будто розового цвета кровь алхимического искупителя происходит из мистицизма розы, проникшего в алхимию, и в форме красной тинктуры она выражает исцеляющий и возвращающий в первоначальное состояние эффект определённой разновидности Эроса». Этот Эрос исходит от человека тотального (homo totus), космического человека, которого Дорн описал как putissimus «чистый»). «Этот „самый чистый“ или „самый истинный“ человек должен быть никем иным, как тем, кем он является; <…> он должен быть полностью человеком, который знает и обладает всем человеческим и не искажается никаким воздействием или примесью извне». Согласно Дорну он не появится на земле вплоть до «самых последних дней». Юнг продолжает: «Он не может быть Христом, так как Христос своей кровью уже избавил мир от последствий грехопадения. <…> [Здесь мы скорее имеем] алхимического servator cosmi (космического спасителя), представляющего всё ещё бессознательную идею цельного и завершённого человека, который должен закончить то, что очевидно оставила незаконченным жертвенная смерть Христа, а именно избавление мира от зла. <…> [Его кровь является] психической субстанцией, проявлением определённой разновидности Эроса, которая объединяет как индивидуальное, так и множественное в символе розы и делает их цельными»
[23].
В XVI столетии возникло движение розенкрейцеров. Его девиз, per crucem ad rosam (крестом и розой), был предвосхищён алхимиками. Юнг говорит, что «такие движения, а также появление идеи христианского милосердия, всегда указывают на соответствующий социальный дефект, который они призваны скомпенсировать. В исторической перспективе мы можем увидеть достаточно ясно, что за дефект был в древнем мире, и в Средние века с их жестокими и ненадёжными законами и феодальными условиями, когда права человека и человеческое достоинство были в чрезвычайно плачевном состоянии»
[24]. Добавим, что то же самое относится к социальным условиям времён Брата Клауса. Поэтому мне кажется, что этот берсерк, источающий мёд, то есть любовь, появляется в его видении, потому что Клаус, как известно, был чрезвычайно обеспокоен социальной несправедливостью и жестокостью, происходившими вокруг него.
Но что это за любовь? Юнг подчёркивает, что любовь сама по себе бесполезна, если не сопровождается определённым пониманием. «И для правильного использования понимания необходимо более широкое сознание и более высокая точка зрения, чтобы расширить свой горизонт. <… > Конечно, для этого нужна любовь, но любовь в сочетании с озарениями и пониманием. Их задача заключается в том, чтобы освещать участки, которые всё ещё находятся в тени, и добавлять их к сознанию [что может быть сделано через установление различий]. <… > Любовь сама по себе слепа, более инстинктивна и имеет больше разрушительных последствий, ибо это динамизм, который нуждается в форме и в направлении»
[25]. Мы можем увидеть это на примере матерей, которые душат своих детей из чистой любви; на коллективном же уровне мы можем видеть это в иностранной помощи, через которую, со всей любовью, мы жёстко внедряем наши собственные идеи и технологии в недоразвитых странах. Ради так называемой любви человечеству пришлось вынести бесчисленные преступления и великие потрясения, и чем более сентиментальной является любовь, тем более жестокой будет следующая за ней тень. В противоположность этому в символе берсерка — Христа эта жестокая тень (которая появляется в виде медведя) интегрирована в человеческую фигуру и поэтому она больше не функционирует автономно за её спиной.
Вся эта проблема носит этический характер. Это проблема дифференциации наших эмоций. Западная цивилизация уже на протяжении какого-то времени развивает своё экстравертное мышление и ощущение односторонне в своих технологиях и интровертное мышление и ощущение не менее одностороннее в теоретических исследованиях. Интуиция не была подавлена полностью, так как она использовалась для открытия новых творческих идей. Чувство же, однако, как и весь мир Эроса, любви, находится в по-настоящему плачевном состоянии. Я даже считаю, что в данный момент времени всё зависит от того, способны мы или нет развить наше чувство и наш социальный Эрос.
