— Начнем с простого. — Жозефина собралась, перебирая в памяти все неразрешенные загадки последних лун. — Письмо Кристофа Нормана было настоящим?
— Нет, — легкомысленно мотнул головой Кандалик, — я его подделал. Главы Алой палаты уже не было в живых на тот момент.
— Зачем нужно было остановить механизм, созданный отцом?
— Чтобы подземники не взяли город. Башня защищала их.
— Надо было просто сказать это сразу… — Жозефина искренне не понимала, почему дела нельзя было вести честно.
Ищейка только развел руками:
— Каждый свой выход в мир я имею определенные полномочия, а тогда у меня не было указаний рассказать вам все как есть. К тому же говорить правду не в нашей природе. Этот наш разговор дается мне нелегко, но приказ есть приказ.
— Чей приказ?
— Вашего отца.
Как она и предполагала.
— Он выжил?
— Он ушел с клинком.
И тут Жозефина вспомнила одно обстоятельство, казавшееся ей очень важным.
— Я полагаю, вы видели, что произошло в Кор Мара?
— Я следил за событиями, — кивнул Ищейка.
— Когда я позвала отца, в нем было как будто две личности, — медленно произнесла девушка, со всем тщанием восстанавливая увиденное и понятое. — Кто еще был в его теле?
— Не понимаю, — покачал головой Кандалик. — Задайте вопрос иначе. До рассвета осталось немного.
— Кого Боги так испугались в Кор Мара?
— Того, кого не ожидали увидеть. Мне запрещено произносить это имя, да я и не смогу. Для существ вроде меня оно непроизносимо в принципе.
— Так напишите его.
Кандалик поднял руку и начертал в воздухе огненные письмена. Это были графемы совершенно иного языка, и прочитать их было невозможно, но можно было запомнить как картинку. Точно такие же письмена проступили в тот незапамятный день на дне шкатулки-хранительницы, которая содержала в себе Первый перстень. Ими же была написана та книга в отцовской лаборатории.
— Кто это?
— Владетель Корней, прежний хозяин Чаши.
Ввязываться в спор богов — последнее, чего хотела бы Жозефина. Но вопросы наконец обретали ответы, и это все же было самым важным.
— Отец говорил, что я могу с ним встретиться. Как?
— Ключ, — он указал на предмет в ее руке. Разумеется.
— Вы принесли Кроненбаху клинок и карту-Окно?
— Да.
— Почему только через год после смерти отца?
— Такие вещи сложно доставить в Чашу. У них совсем иная природа.
— Смерть матушки — плата за заключенную отцом сделку?
— Нет.
— Тогда почему она погибла?
Пережить Огненные Врата, чтобы потом умереть… незавидная судьба.
— Не вынесла правды. Она решила прекратить свою жизнь после встречи с принцем Орбо. Это был ее осознанный выбор, сейчас ее душа в Ветвях.
Что ж, хотя бы этому можно радоваться.
— Я знаю. Принц Орбо встретил свою мать?
— Да. Старуха здорово отходила его своей клюкой, — тут впервые Кандалик обнаружил хоть какие-то чувства: на миг его Узор слабо окрасился чем-то отдаленно похожим на злорадство, — они разрешали семейные разногласия.
— Серж сказал, что мои люди в столице погибли, но я нашла их живыми.
— Твари похитили их тела, но им было дано указание вернуть все как было.
Подарок отца. Они действительно не должны были умирать. А Жозефина никогда не расскажет им, как именно они провели ту выпавшую из памяти седмицу.
— Зачем было самое первое нападение?
Серебряный променад. Темные дубовые плахи и алая-алая кровь — мужчины, который должен был ее защитить, и мальчика, которого не смогла защитить она.
— Я устроил его, чтобы клинок попробовал крови в вашей руке, но это получилось только с четвертого раза.
Легкое тело Лисы в придорожной пыли — огненные волосы, золотой шелк — словно подрубленный под корень язычок огня.
— Вы проявляли разумность и не рвались в открытый бой, искусству вести который вас не учили. Пришлось устроить вам поединок один на один, отказаться от которого или выставить вместо себя другого бойца было невозможно.
В храме Даны Дарительницы целителей не учат воевать — только оборонять себя и того, кто оказался рядом. К примеру, раненого. Но, как и тысячи лет до того, учат быть готовыми сражаться, оружием или словом.
— Но за что вы убили Кроненбаха?
— Он мог меня узнать. Кроме того, он повел себя нечестно, продал подземникам сведения о посылке.
Жозефина чувствовала, как каждое новое слово Кандалика оглушает ее; сознание, не успевающее воспринять и уложить все как следует, бунтовало, и девушка посмотрела на Меченого:
— У тебя есть к нему вопросы?
Он думал недолго:
— Если вся эта история с тварями в столице — месть за перебитый род, то почему с этим ждали так долго?
— Действительно, — серые глаза снова вонзились в Кандалика, — почему так долго?
Ищейка отвечал все столь же невозмутимо:
— Нашествие тварей и обретение клинка должны были произойти одновременно, а ваша матушка запрятала вас туда, откуда мы вас достать не могли.
— В монастырь меня «запрятал», как вы выразились, мой отец, — не выдержала Жозефина.
Кандалик продолжал:
— Вам отводилась важная роль в битве за Чашу. Ее похитили, а теперь, благодаря вашему участию, заключен выгодный договор с другим миром.
Ввязаться в спор богов, оказывается, было не так уж плохо. Быть оружием в чужой битве — гораздо, гораздо хуже.
Особенно пребывая в неведении.
— Как в этом замешан отец?
Кажется, этого вопроса Ищейка не слишком ожидал.
— Поскольку рассвет близко, я расскажу что успею. После усобицы, именуемой Сменой Ферзей, молодой заклинатель, последний оставшийся в живых отпрыск рода Орбо, собрал все оставшееся от семьи наследие и призвал Владыку Четвертого Дома. С ним он заключил сделку для мести обидчикам. Если бы он постучался в Третий Дом, то вы бы не родились, а все живущие вскоре увидели бы огненный горизонт, и большая их часть перестала бы существовать. Но Четвертый Дом отличается верностью, и перед тем, как дать ответ этому магу, они доложили обо всем Владетелю. Он решил воспользоваться удачно сложившимися обстоятельствами и дал Орбо нечто, которое здесь называют механизмом, производящим алхимические талисманы. На деле же каждый талисман нес в себе Врата к Корням. Пока их было мало, открыться они не могли, зато после определенного количества их присутствие изменяло магический фон Чаши и твари получали легкую дорогу сюда. Орбо сделал все как должен был, но он влюбился и тогда передумал мстить, а сделки так не делаются. У него уже не было чем заплатить, он заложил все, от души до семьи, которой у него тогда еще не было.
