Считая, что трем друзьям уже ничто не угрожает, Митридат послал за ними, прося вернуться. И они не замедлили это сделать, представ утром пред его очи. Евпатор обнял каждого крепко, по-дружески — они и остались его лучшими друзьями — и повел во дворец. Евнух Гиетан и Гергис с лисьими улыбками встречали мужчин у входа. Они не поздоровались, лишь лениво кивнули, и армянин не удержался, чтобы не съязвить:
— Небось думали, что вашему дорогому царевичу отрубили голову? А он спокойно правит страной, и мать не чает в нем души.
Великан Моаферн остановился и приложил к сердцу огромную ручищу, коричневую от загара:
— Клянусь, это лучшая новость за все время, Гергис, — отозвался он. — Поверь, за нее я готов простить тебе многое. Мы планировали покончить с вами, прихлебателями, сегодня или завтра, но, слово воина, сейчас ты не умрешь.
Митридат захохотал, довольный удачной шуткой, ему вторили Сисина и Тирибаз. Царь положил руку на плечо великана и обратился к друзьям:
— Как вы смотрите на то, чтобы я назначил его командующим армией?
Эти слова, сказанные твердо и решительно, донеслись до ушей Гергиса, он вздрогнул и обернулся:
— Ты не можешь назначить Моаферна командующим по той причине, что у нашей армии уже имеется военачальник, — буркнул он. — Деметрий давно исполняет этот долг, и у него хорошо получается.
— Это не тебе решать, — усмехнулся Митридат. — Кстати, войско под его командованием произвело на меня удручающее впечатление. Мне бы не хотелось иметь такую армию. А поскольку рыба, как говорят, гниет с головы, будем менять военачальника. Не слушай его, Моаферн. С сегодняшнего дня ты командуешь армией.
Они сели на скамейку под оливой, и великан, поклонившись Евпатору, тихо сказал:
— Я благодарю тебя, Митридат, но это невозможно. Как я понимаю, в войсках воины приближенных твоей матери — Багофана, Деметрия, Гергиса. Они не станут подчиняться мне.
На лицо юноши набежала гневная тень, и Моаферну стало не по себе. Перед ним сидел уже не тот кроткий мальчик, который ловил каждое слово, любовался цветами, горами и долинами и беспрекословно подчинялся людям, желавшим ему добра. Перед ним сидел царь, сознающий полноту своей власти и не терпящий отказы.
— Да будет так, как я сказал. — Митридат поднялся с мраморной скамейки, которая приятно холодила тело. — Друзья мои, вы нуждаетесь в отдыхе. Завтра я устрою еще один смотр армии, где и представлю тебя, Моаферн. Кстати, Тирибаз, ты не хочешь пополнить ряды войска?
Наставник хитро улыбнулся.
— Мало того что я сам хочу встать под твои знамена, Митридат. Неподалеку от Синопы триста грозных воинов, преданных тебе до мозга костей, ждут твоих указаний. Они нуждаются в выучке, и они ее получат. Поверь, я рад, что ты проводишь смотр.
Митридат еще раз обнял верных друзей и отправил их отдыхать. Моаферн и Сисина побежали к женам, которых не видели долгие семь лет, а Тирибазу было отведено место на мужской половине дворца.
Как только мужчины ушли, из-за серебристого лоха вынырнула Лаодика-старшая, с лицом, искаженным от гнева. Она уже не казалась Митридату красивой, широкий мраморный лоб пересекла глубокая морщина, подбородок удлинился, глаза сузились и метали молнии. Юноша понял, что Гергис и Гиетан не зря стояли неподалеку от скамейки, напоминая безликие каменные статуи. Они подслушивали разговор и немедленно донесли об этом царице. И она, с развевающимися на ветру волосами, с красными от злости щеками, бросилась в сад, чтобы остановить сына.
— Это правда, что ты назначил Моаферна, сместив Деметрия? — прошипела женщина и впилась ногтями, крашенными хной, в его руку, оставив заметные следы на коже. Ее насурьмленные брови дрожали, большая красивая грудь вздымалась от волнения. — Если это так, ты просто не понимаешь, что делаешь.
Митридат снова опустился на скамейку, с наслаждением прижимаясь к прохладной мраморной спинке.
— Почему же? Даже очень хорошо понимаю, — отозвался он совершенно спокойно, — и понимаю, почему тебе это не нравится. Ты знаешь, что я хочу сделать армию эллинистической, а не по образу и подобию римской.
— У римлян самая сильная армия в мире. — Лаодика, задыхаясь от гнева, схватилась за горло. — Ну почему ты не хочешь это признать?
— Потому что я их ненавижу, — отозвался юноша, — потому что, если бы я вздумал мериться знатностью с римскими царями, которых ты боготворишь, то оказался бы славнее этого скопища бродяг. Среди предков моего отца есть основатели Персидского государства Кир и Дарий, а твой род происходит от Александра Великого и Селевка Никатора, основателей Македонской державы.
Лаодика кусала губы. На красной сочной поверхности появились отметины зубов.
— Ты глупее, чем я думала, — бросила она, отворачиваясь. — Если Понтийское царство падет, в этом будешь виноват только ты.
Он пожал широкими плечами:
— Главное — не мешай мне вместе со своими халдеями, и я сделаю так, что мой народ будет есть и спать на золоте.
Женщина усмехнулась, она хотела добавить какую-то колкость, но раздумала, махнула рукой и бросилась во дворец, чуть не упав на мраморных ступеньках. Верный евнух, всегда оказывавшийся в нужное время в нужном месте, подхватил ее. Ему на помощь спешил Гергис.
— Мы слышали ваш разговор, царица. — Хитрый лис-евнух, как всегда, сгибался перед ней в три погибели, не жалея спину. — И считаем, что пришло время покончить с Митридатом. Мы дали ему достаточно времени показать себя. И он показал… Не в лучшем свете, конечно.
Лаодика топнула ногой, сжимая кулаки.
— Не кажется ли вам, что мы слишком долго тянули с этим? — Ее маленький рот брызгал слюной, казалось, призывая кару богов на голову своенравного сына. — Теперь он увеличил свое войско, а завтра устраивает смотр. С ним опять эти трое, которым давно пора покоиться на дне моря. У нас ничего не выйдет.
Гиетан покачал седой головой и хлопнул в ладоши. Багофан и Деметрий выросли перед царицей, будто из-под земли. Их лица светились решимостью и готовностью действовать.
— Прости, госпожа, что я пригласил их, не поставив тебя в известность. — Евнух снова склонился перед Лаодикой, в синих глазах которой читалось удивление. — Позволь нам поделиться с тобой своими соображениями и доказать, что ты ошибаешься. Смотр войск — удобный момент для осуществления наших целей. Если Митридат умрет, мы убьем Тирибаза, Моаферна и Сисину, а также преданных солдат царя и объявим о смене власти. Ты посадишь на престол младшего сына, который во всем подчиняется тебе, и еще долго будешь править страной.
Царица растерялась и опустила глаза, опушенные длинными черными ресницами.
— Как я покончу с ним на смотре? — выдавила она, задыхаясь. — Эти трое будут неотлучно находиться при нем.
