— Дело ваше. — Он быстро надел ботинки и взялся за ручку двери. — Я вам несимпатичен, и вы мне не доверяете. Ладно, пусть так. Воды-то можно попросить?
— Да сколько угодно. — Она быстро шмыгнула на кухню и вернулась со стаканом, наполненным водой из-под крана — другой не было. Никитин осторожно взял его и, залпом выпив, вернул хозяйке:
— А вы мне симпатичны, как ни странно. И потому еще раз предупреждаю: будьте осторожны. Поверьте мне и берегите себя. Если что — вы знаете, как меня найти.
Закрыв за ним дверь, Красовская опустилась на диван рядом с картиной, о которой майор ничего не сказал, будто не видел ее, и дотронулась до пылавших висков. Голову пронзила внезапная острая боль, в глазах потемнело, мозг словно разлетался на тысячи кусочков. Она ничего, ну совершенно ничего не понимала. В этой чудовищной головоломке было слишком много путаницы. Стас мертв, но иногда появляется в ее жизни, выходит, жив. Почему же он не найдет какой-нибудь способ, который наверняка существует, связаться с ней, успокоить, заверить в своих чувствах? Вместо этого Красовский, как привидение, пугает жену, добиваясь неизвестно чего. Ясно, что ни о какой любви или желании увидеться с ней нет и речи. Кроме того, собираясь в бега, он оставил ее без копейки, забрав все — она не сомневалась, что это сделал он, больше некому.
В логически выстроенную схему плохо вписывался только пергамент. Почему же он не позаботился о том, чтобы прихватить с собой эту ценность? Зачем доверил ей? Неужели муж знал, что она станет с ним делать? Это тоже ерунда. Он знал, а она уже не знает… И неужели не догадывался, что мафия, от которой он скрылся таким образом, станет преследовать ее? Господи, как же выпутаться из этого проклятого лабиринта? Где искать выход?
Громкий звонок мобильного — мелодия Дебюсси «Лунный свет», которая была присвоена незнакомым абонентам, ударила в уши.
— Слушаю. — Красовская сжалась, ожидая услышать дыхание Стаса или угрозы незнакомца.
— Лариса Александровна Красовская? — Это был совершенно незнакомый голос, приторный и тягучий, как патока. — Мне передали, что вы продаете раннего Айвазовского. Я хотел бы приобрести картину для своей коллекции.
Лариса улыбнулась. Благодаря Геннадию одна из проблем, кажется, разрешалась.
— Вы хотите узнать цену?
— А разве вы оценили ее у эксперта? — удивился незнакомец. — Извините, не представился. Павел Иванович Притула.
— Нет, — подтвердила Красовская. — Я об этом не подумала.
Притула задышал, тяжело, одышливо, как полный человек, и ей почему-то показалось, что с его толстых щек капает пот.
— В таком случае это нужно сделать. — Он почмокал. Губы у него, наверное, были толстые и влажные, как у Вадима, Миленкиного мужа. — У вас есть кто-то на примете?
— Нет. — Красовской вдруг захотелось, чтобы все поскорее закончилось. — Может быть, что-то предложите вы?
Он секунду помолчал, будто раздумывая.
— Есть один человек, известный в мире коллекционеров, — Виктор Петрович Собанов. Наши с ним имена вы можете отыскать в Интернете. Он не обманет. Не думайте.
— Хорошо. — Лариса и не думала, что с ней разговаривает мошенник. Сделка проходила через Быстрова, которому доверял муж.
Притула еще раз чмокнул:
— Согласны ли вы прийти ко мне сегодня вечером? — поинтересовался он.
— Да, да, конечно, а куда? — Ее глаза загорелись. — Скажите, могу ли я сегодня получить деньги, если нас с вами все устроит?
— Ну, разумеется, — заверил ее Павел Иванович. — Записывайте или запоминайте адрес. Сумская, семь, квартира два. Подъезжайте часикам к восемнадцати.
— Сумская, семь, квартира два, — повторила Лариса. — Я обязательно буду.
— Тогда до встречи. — Притула снова тяжело задышал и вдруг неожиданно хихикнул: — Не забудьте взять картину. Как говорится, утром деньги — вечером стулья. Впрочем, эта цитата не совсем нам подходит. Расчет состоится сразу.
В трубке раздались гудки, бившие по гудевшей голове, как колокол. Красовская бросила телефон в сумку и посмотрела на часы. В делах и раздумьях она не следила за временем, а стрелка настенных часов медленно, но верно, как профессиональный штурман, плыла к пяти. У нее оставался час, не целый час, а всего час, потому что пресловутая Сумская, где обитал коллекционер, находилась в самом конце города, почти в частном секторе. Этот район снискал дурную славу. Полиция не раз разгоняла воровские малины, притоны, расследовала нападения на мирных граждан, волею судьбы оказавшихся на окраине, разнимала дерущихся, устраивавших поножовщину, однако криминал не хотел покидать насиженные места. Красовскую удивило, что Притула либо имел квартиру, либо снял в таком месте, да еще попросил ее прийти с ценным грузом! Но, как говорится, нищие не выбирают. И все же лучше ехать на такси, еще раз занять у соседки тысячу рублей, тетя Клава, сын которой — один из богатейших людей в городе — точно даст.
Красовская не ошиблась. Сердобольная соседка дала даже две тысячи и махнула рукой, когда женщина, отводя глаза, пообещала, что скоро все вернет. Поблагодарив ее, Лариса вызвала такси, и вскоре молодой человек с лысой, как яйцо, головой вез ее на окраину, тараторя о политике, об отношениях России и США. Лариса не слушала его, лишь изредка вставляла ничего не значащие замечания из вежливости, даже не заботясь о том, вписываются ли они в беседу, и с облегчением вздохнула, когда таксист притормозил у серого двухэтажного дома с пожелтевшим, порыжевшим номером семь.
— Приехали.
Она торопливо расплатилась и, одной рукой прижимая к бедру старую хозяйственную кошелку (именно там уютно покоилась картина), вошла в первый подъезд. В нос ударил едкий запах кошачьей и человечьей мочи, смешавшийся с тошнотворным запахом экскрементов. Она еще раз подумала, почему Притула назначил ей встречу именно здесь, немного поколебалась, чтобы нажать облупленный глянцевый звонок, когда-то имевший черный цвет, но все же нажала. Там, за дверью, обитой дерматином, местами потрескавшимся и выпустившим вату, не послышались торопливые шаги, и это тоже было странно. Лариса снова нажала кнопку, подержав ее чуть дольше. Заливистая трель покатилась по квартире, это она хорошо слышала. Но хозяин так и не появился на пороге.
— Что за черт? — буркнула женщина и в отчаянии толкнула дверь носком босоножки. На ее удивление, дверь открылась, гостеприимно приглашая войти в чужие владения, и Красовская приняла приглашение. Она вошла в маленькую прихожую, пропахшую жареным луком, и крикнула:
— Павел Иванович, встречайте гостей!
Ни Притула, ни его знакомый эксперт не отозвались. Смахнув паутину, упавшую ей на лицо с грязного потолка, Красовская прошла в гостиную. Хозяин — странно, но именно таким она его и представляла: толстым, с сальными редкими волосами, курчавившимися на черепе — сидел в большом кресле, тоже дерматиновом, спиной к ней.
— Павел Иванович, я пришла… — Она обогнула кресло, думая, что если он таким образом решил пошутить, то шутка получилась более чем дурацкая. — Павел Иванович…
