Я не могу сделать ее Эльфом, но я дам ей все наши способности другими путями.
Возможно, я глупец, что даю ей амулет, способный создавать иллюзии, которые могут пленить даже меня, но моя вера в любовь не знает границ.
Мои крылья стелятся по полу при повороте. Я огромен. Я необыкновенен. Я вечен.
Я — Темный Король.
Глава 44
Сумерки приходят бескомпромиссные и темно-лиловые.
Танцор оказался таким, как я его себе и представляла. Он поэт, блистающий дерзкими словами. На днях написавший пьесу об убийственном времени, потому что оно пугает нас до усрачки, удерживает в прошлом, и заставляет нас проживать это каждый день. Раньше все это ездило на мне — это чертово время, но теперь она знает, и я говорю: Отлично, пора сбросить груз этой ноши.
Я беспокойно сдвинулась, глядя на КиСБ. Перед ним лимузин. Остановился несколько часов назад и никуда с тех пор не уезжал. Я не могла рассмотреть, кто из него выходил. Кто-то сменил вывеску. Я подумала, что это должно быть Мак и это насмешило меня, но я не могу смеяться доупаду как раньше. Потому тихо давлюсь смехом.
Не хочу, чтобы она попыталась меня убить.
И я не собираюсь вот так умирать.
Вот к чему это нас привело.
Угадайте, кто собирается кусаться.
Я наблюдаю за этим местом время от времени вот уже многие дни. Следя за слежкой. Все нервничают. Раздумывают, как получше перехитрить друг друга.
Книга каждый день меняет чокнутых. Превратила какого-то парня в смертника, направив его прямо в Честер. Много людей погибло, вызволяя его, взорвавшись вместе с ним. В аббатстве все стали параноиками. Думают, что они следующие. Никто не может отследить Книгу, потому что Мак исчезла.
Как и Бэрронс.
Без них мы влипли. Никто не может ощутить Книгу, и по этому, пока что она нас опережает. Танцор думает, что однажды она создаст ядерную бомбу. И тогда нам всем капец. Он говорит, что мы должны поймать ее и сделать это очень быстро.
Я наблюдаю, обхватив свои колени, расположившись на водонапорной башне. Никто даже не догадается посмотреть на такую высоту.
Меня исключили. Ро, не допустила меня и близко ни к одному действию. Кэт и Джо держали меня в курсе. Они не знают, что я убила Алину. Мак не знает, да и я сама только что узнала, что есть и третье пророчество. Что-то о зеркальных отражениях, сыновьях и дочерях и монстрах, которые были ими и не были. Джо еще не перевела, но она сильно забеспокоилась. Кажется, чем дольше Книга на свободе, тем сложнее ее поймать.
Я слышала как Ри-О, говорит чуваку с белыми волосами и причудливыми глазами, что Мак должна умереть. Но не раньше, чем Книга будет закрыта. Твою мать, это действительно хреново, что она приперлась в его клуб и попыталась его подорвать. Не стоит связываться с Ри-О.
Его люди на крыше магазина. Они забавно передвигаются.
Джо зависает на крыше через несколько зданий, с Кэт и ее верной маленькой группой ши-овец.
— Беееее, — прошептала я.
Они смотрят в бинокли. Никто не смотрит в мою сторону. Они видят только то, что ожидают увидеть. То, что она говорит им увидеть. Тупицы. Вытащите свои головы из задниц, — думаю я. И так воняет овечьим дерьмом.
Это точно.
Шотландцы на крыше пятиэтажки в Темной Зоне. У них тоже бинокли.
Моим глазам не нужна помощь, чтобы все видеть. Я перегружена, перенасыщена, супер — Д! Все-видящая, все-слышащая, все-превосходящая, все время.
Я чувствую запах В’лейна. Специи на ветру. Не знаю, где он. Но где-то рядом.
Пять дней, как Мак и Бэрронс исчезли. С той ночи, как они пытались поймать Книгу.
Ро, винит во всем Мак. Сначала она была рада, что Мак пропала. Говорила, что мы не нуждаемся в ней, и не желаем ее видеть. Но она пришла в себя, когда Книга стала разгуливать по Честеру. Прикиньте, она была там, когда Книга нанесла свой скромный визит, одев корсет из динамита, а Ро не любит ничего больше своей морщинистой задницы. Ха. Что-что, а без нее я уж точно могла обходиться.
Ри-О обвиняет Друидов. Говорит, что они, должно быть совершили где-то ошибку.
Шотландцы обвиняют Ри-О. Говорят, что злу не дано поймать зло.
Ри-О смеется и спрашивает: А Вы вообще кто нахер такие.
В’лейн злится на всех. Говорит, что мы все никчемные, ничтожные смертные.
Я давлюсь от смеха. Чуваки, я заслужила это. Я вздохнула, почти мечтательно. Думаю, у В’лейна есть похоть и на меня. Хочу спросить у Мак, что она…
Я открываю протеиновый батончик и жую его, хмурясь. О чем я думаю? Как будто я собираюсь спрашивать что-то у Мак? Я должна была найти тех подонков, которые убили Алину. Я должна была избавиться от них. Она никогда не должна была узнать. Я улыбаюсь, думая об их убийстве. Хмурюсь, думая, почему я не сделала этого раньше.
— Крайне возбуждена, ребенок?
Голос как лезвия. Я напрягаюсь и собираюсь перейти в режим стоп-кадра, но ублюдок поймал меня за руку и не отпускает.
— Отвали от меня! — Плююсь я крошками шоколада с арахисом, думая, кто же сейчас употребляет такие слова вроде этих? И я знаю кто, и он волнует меня намного больше, чем Книга. — Ри-О, — произношу я действительно холодно.
Он улыбается, как мне кажется, может улыбаться только Смерть, во все клыки с жесткими глазами, которые никогда ни на каплю не сдерживали…
Резко вдохнув, вместо того чтобы проглотить, я подавилась арахисом. Горло забито, мне нечем дышать, и начинаю бить себя кулаком по груди.
Он что разоделся для Хеллоуина? Так еще рановато.
Удары по моей грудной клетке не сработают, и я это знаю. Мне нужен метод Хаймлиха
[41]
, но я не смогу сделать его сама, пока он держит меня, я не могу броситься на какой-нибудь выступ. Я использую свою суперсилу, чтобы выдернуть руку, чуть отрывая ее.
Он все еще держит меня. Никуда не уходит.
Он обхватил мое запястье длинными пальцами и изучает меня. Наблюдает за моим удушьем. Хладнокровный ублюдок. Наблюдает, как я исхожу пеной, и мои глаза становятся дикими. Я пускаю слюни! Чуваки, это не круто.
Я умру здесь, на водонапорной башне, подавившись протеиновым батончиком. Опрокинувшись через парапет, шлепнувшись на тротуар. У всех на виду.
Мега O’Мелли хрипит как Джо!
Только не так, твою мать.
Как раз в тот момент, когда у меня начинается головокружение, он хлопает меня кулаком по спине, и я выплевываю изжеванный кусок. Не могу дышать в течение минуты. Затем хриплю. Воздух никогда не был так сладок.
