— Твои волосы когда-то были светлыми, как у нее, — в конце концов говорит он.
Я киваю.
— Мне нравились ее волосы.
Я поворачиваюсь к ближайшему охраннику и говорю, что мне нужно для того, чтобы перекрасить волосы. Он смотрит на Дэррока, тот кивает.
Я встряхиваю головой.
— Я попросила элементарную вещь, а они переспрашивают. Меня это бесит! Ты что, не можешь мне выделить двоих из своей охраны? — требую я, — Мне что, ничего своего иметь нельзя?
Он смотрит на мои длинные, стройные ноги на высоких каблуках.
— Разумеется, — шепчет он. — Каких двоих ты предпочитаешь?
Я пренебрежительно отмахиваюсь:
— Сам решай. Они все на одно лицо.
Он назначает двоих для выполнения моих пожеланий.
— Вы будете повиноваться ей, как и мне, — говорит он. — Незамедлительно и без вопросов. Если только ее приказы не будут противоречить моим.
Они научаться подчиняться мне. А остальные его охранники, привыкнут видеть их подчиняющимися. Вода камень точит.
Я присоединяюсь к нему за завтраком, и улыбаюсь, давясь едой, которая на вкус словно кровь и пепел.
Синсар Дабх редко действует днем.
Как и остальные Темные, она предпочитает ночь. Те, кто был так долго заключен в лед и темноту, кажется, находят солнечный свет раздражающим и болезненным. Чем дольше я скорблю, тем лучше понимаю это Солнечный свет — это как пощечина по лицу, он будто говорит: «Смотри, мир такой яркий и светлый! Не то, что ты».
Не поэтому ли Бэрронса так редко можно было увидеть днем? Потому что он, как и мы, тоже был изранен, и находил утешение под покровом ночи? Сумерки изумительны. Они скрывают боль и утаивают мотивы.
Дэррок с небольшой частью своей армии уходит на целый день, отказавшись брать меня с собой. Я чувствую себя как зверь в клетке, мне хочется сопротивляться, но есть черта, которую лучше не переступать, если хочу, чтобы он мне доверял.
Я провожу день в его пентхаусе, порхая по нему как яркая бабочка, перебирая вещи, пролистывая книги и заглядывая в шкафы и комоды, бросая те или иные фразы. Все обыскиваю под пристальным взглядом охраны, делая вид, что мне просто любопытно.
Я ничего не нахожу.
Они отказываются пустить меня в его спальню.
В эту игру могут играть двое. Отказываюсь пускать кого-либо в мою. Укрепляю свои защитные руны, чтобы обезопасить рюкзак и камни. Так или иначе, я доберусь до его спальни.
Позже вечером, я перекрашиваю волосы, сушу их феном и укладываю в крупные свободные локоны.
Теперь я снова блондинка. Вспомнила, как Бэрронс называл меня взбесившейся радугой. Так и хочется надеть белую мини-юбку и розовый топ.
Вместо этого я втискиваюсь в кроваво-красное платье, черные сапоги на высоких каблуках, которые обтягивают мои ноги до середины бедра. Затягиваю на талии отороченное мехом черное кожаное пальто, чтобы подчеркнуть свои роскошные формы. Черные перчатки, великолепный шарф и бриллианты в ушах и на шее завершают ансамбль. Когда большая часть Дублина мертва, шопинг — просто мечта. Жаль, что меня это больше не волнует.
Когда Дэррок возвращается, по выражению его лица я понимаю, что сделала правильный выбор. Он думает, я выбрала чёрный и красный — цвета его стражи, его будущего двора, как он мне говорил — для него.
Я выбрала черный и красный из-за татуировок на теле Бэрронса. Это мое обещание ему, что я все исправлю.
— Разве твоя армия не пойдет с нами? — спрашиваю я, когда мы выходим из пентхауса. Ночь прохладна и безоблачна, в небе сверкают звезды. За день снег растаял, и булыжные мостовые теперь сухие — для пущего разнообразия.
— Охотники презирают младшие касты.
— Охотники? — вторю я.
— А как ты намеревалась искать Синсар Дабх?
Я уже летала на одном из них, с Бэрронсом, в ночь когда мы пытались загнать Книгу с помощью трех из четырех камней. Интересно, знает ли Дэррок об этом? С его хитро спрятанным зеркалом в переулке за магазином, неизвестно как много он обо мне знает.
— И если мы найдем ее сегодня.
Он улыбается.
— Если ты найдешь ее для меня сегодня, МакКайла, я сделаю тебя своей королевой.
Я окидываю его беглым взглядом. Он роскошно одет — костюм от Армани, кожа с кашемиром. При себе у него ничего нет. Знание и есть ключ к слиянию с Книгой? Ритуал? Руны? Какой-то предмет?
— У тебя есть все необходимое для слияния с ней? — прямо спрашиваю я.
Он смеется.
— О, сегодня атака идет по всем фронтам. В таком-то платье, — вкрадчиво говорит он, — я надеялся на соблазнение.
Беззаботно пожимаю плечами и улыбаюсь.
— Ты знаешь, что я хочу знать. Не вижу смысла притворяться. Мы то, что мы есть, ты и я.
Ему нравится то, что я определяю нас в одну категорию. Вижу это по его глазам.
— И что же это, МакКайла? Кто мы?
Он слегка поворачивается в сторону и бросает резкую команду на непонятном языке. Один из Темных Принцев появляется, прислушивается, кивает и исчезает.
— Выживающие не смотря ни на что. Два человека, которыми не будут управлять, потому что мы были рождены, чтобы править.
Он вглядывается в мое лицо.
— Ты действительно в это веришь?
Температура падает и мое пальто вдруг покрывается крошечными мерцающими кристаллами черного льда. Я знаю, что это значит. Королевский Охотник материализуется над нами, черные кожистые крылья бьются в ночном воздухе. Мои волосы развеваются на ледяном ветру. Я смотрю вверх на покрытое чешуей брюхо представителя касты, созданной специально для того, чтобы охотиться на ши-видящих и убивать их.
Великий Сатанинский дракон. Он складывает свои массивные крылья и медленно приземляется на улицу, едва не задев соседние здания.
Он огромен.
В отличие от меньшего Охотника, которого Бэрронс умудрился подчинить своей воле и «заглушить» в ту ночь, когда мы летали над Дублином, этот на сто процентов чистокровный Королевский Охотник. Чувствую, что он колоссально древний. Он гораздо старше, чем все, что я видела или ощущала, летая по ночному небу. Адский холод, который он распространяет вокруг себя, чувство отчаяния и пустоты, что он излучает — все это присутствует в полном комплекте. Но он не угнетает меня и не заставляет чувствовать себя ничтожной. Этот дарит мне… ощущение свободы.
Он осторожно проникает в мое сознание. Я чувствую, как он сдерживает себя. Он не просто обладает могуществом, он и есть могущество.
Я наношу ответный удар с помощью зеркального озера в своей голове.
Он издает тихий звук изумления.
