Новый, 1945 год — без сомнения, последний год войны — девушки-снайперы встретили весело, с разведчиками — так написала в воспоминаниях Юлия Жукова. Она не упоминает о безобразном инциденте, который произошел под этот Новый год в ее полку, хотя откровенно пишет о других. Об этом происшествии, даже если не была его участницей, она не могла не знать.
Донесение начальнику политотдела 31-й армии Ряпосову упоминает «случай хулиганства в 611 сп 88 сд со стороны офицеров — работников штаба полка. После того как был распродан привезенный военторгом спирт (из расчета по 200 граммов на каждого офицера), трое пьяных офицеров „ворвались в помещение, где в этот момент проводилась репетиция кружка художественной самодеятельности“
[360]. Майор Соснин приказал гармонисту играть вальс и грубо вытолкнул в коридор руководителя самодеятельности. После этого пьяные начали танцевать.
Член ВКП(б) капитан Поздняков, придя в расположение снайперской роты, стал грубо приставать к снайперу Догадкиной. Когда та вырвалась, Поздняков догнал ее, велел встать по стойке „смирно“ и ругал „нецензурными словами“. После этого Поздняков вошел в помещение, где жили снайперы, и, встав посередине комнаты, „обрушился на них с потоком нецензурных слов: „Мы знаем, зачем вас прислали, все вы… и проститутки, вас прислали к нам, чтобы мы вас…““.
Чуть позже уполномоченный Смерша Шленников, также твердо вознамерившийся войти с двумя приятелями в общежитие к девушкам, сбил с ног командира снайперской роты Кафтанникова и старшину Биткову, которые пытались помешать ему. Когда подоспел вызванный на место происшествия инструктор по работе среди комсомольцев Довженко, нарушители, „демонстративно ругаясь, оставили помещение“»
[361].
Глава 16
Арийское мясо
13 января началось наступление в Восточной Пруссии. 39-я армия, в ее составе 152-й укрепрайон, которому была придана рота снайперов, наступала на Кенигсберг в составе 3-го Белорусского фронта. Город-крепость, подготовленный немцами к длительной осаде, имел для них огромное значение — и стратегическое, и политическое. Наступление было медленным: в Восточной Пруссии у немцев были сильнейшие укрепления и сопротивлялись они отчаянно. 17 января вели бои за город Ласдинен. Клава Логинова и ее пара Тося Тинигина ночью подтаскивали на передний край ящики со снарядами для миномета и патронами. Было очень тяжело: передвигаться они могли только ползком, таща за собой ящики весом 10 килограммов и больше. Когда Клава вернулась за очередным ящиком, то услышала, что Тосю ранило и ее увезли в госпиталь
[362].
Вскоре — новые потери, чаще даже не боевые, а по неосторожности. От взвода оставалось уже чуть больше половины: пятеро выбыли после ЧП с Орловой (включая ее саму), несколько человек были убиты и ранены под Сувалками, красивую цыганку Фаю Борисенко забрали в ансамбль, Клаву Митину — в штаб. Сразу после того, как был взят Ласдинен — из самого городка немцы отошли без боя, — взвод перевели из 152-го укрепрайона в 31-ю армию, 174-ю дивизию. Перевели в буквальном смысле — пешком. Пришла за ними снайпер Нина Исаева — командир взвода снайперов из первого выпуска ЦЖШСП, бывалый снайпер, офицер. Исаева повела их через лес, строго предупредив, что идти надо след в след, вокруг мины. Но кто-то оступился.
Клава шла сзади, почти последняя. Неожиданно впереди раздался взрыв и закричали девчонки. Из строя выбыло сразу четверо. Погибла Аня Замятина, еще одна девушка умерла от ран. Двое выжили, но на фронт уже не вернулись.
Когда наконец, сдав раненых в полевой госпиталь, дошли до 174-й дивизии, их очень хорошо там приняли: накрыли даже стол. Потом разделили и по нескольку человек повели по полкам: так часто делали, обеспечивая снайперами каждый полк, который в них нуждался. Клава, с четвертой парой Зиной Новожиловой, попала в 494-й
[363], и уже там им показали передовую. В этом полку Клава воевала до конца войны.
Нину Исаеву Клава Логинова в следующий раз встретила через двадцать лет после войны: вскоре после появления девушек-снайперов в 494-м Исаеву тяжело ранило. Позже она вспоминала, как это было. По дороге к передовой она увидела на земле блестящую новенькую булавку, повернутую острием к ней — плохая примета! Но, не удержавшись, булавку взяла и приколола к гимнастерке — пригодится. На «охоте» ее что-то стукнуло по голове, и она потеряла сознание. Пуля немецкого снайпера повредила Исаевой глазницу и челюсть
[364]. Мужчина, полюбивший Нину на фронте, остался ей верен, несмотря на ее увечья. Это был сам командир 174-й дивизии, сорокалетний полковник Никита Иванович Демин. Он оставил ради Нины семью, и с ним Нина прожила счастливую жизнь.
А Клава Логинова уже через пару дней после прихода в новый полк увеличила счет где-то у Мазурских болот, стреляя с чердака. Немцы пошли в контратаку и окружили их часть. Одновременно с двух сторон к деревне шли танки, и было страшно. Девушки били бронебойными патронами, стараясь попасть по бензобаку, но неудачно. Одному танку Клаве удалось попасть в смотровую щель. Танк выстрелил по ним, но не попал. Взрывной волной девушек сбросило с чердака
[365]. У Клавы были только ушибы, а Зину ранило. Дальше Клава воевала с Олей Николаевой, пятой, и последней, своей парой. Окружение скоро закончилось — передали другим частям по радио, и те отогнали немцев. 31-я армия повела наступление дальше к Кенигсбергу.
За полтора года на фронте Клава Пантелеева стояла в обороне дважды. Первый раз — в самом начале под Оршей. Второй — в Прибалтике, под Мемелем. Здесь в течение двух месяцев снайперы занимались обычной работой — когда было во что обуться: однажды ночью все они без исключения лишились сапог.
После перехода на новое место отделение снайперов разместили при КП полка в деревянном доме. Там уже были построены нары, и аккуратные девушки, перед тем как лечь спать, поставили сапоги в рядок у двери. Утром сапог не было. Оказалось, что все дело в новых соседях — штрафниках. Украденные сапоги они уже успели сменять на водку. Девушкам нужно было идти на дежурство в траншею, а сапог нет. Старшина ругался: «Где я вам столько сапог найду?»
Сапоги нашли, а штрафники вскоре все, как слышала Клава, погибли во время очередной попытки прорвать оборону Мемеля. Они так и остались на нейтральной полосе, и, когда девушки стояли в траншее, их мутило от ужасного запаха разлагающихся тел
[366].
Важнейший порт, Мемель, был взят 28 января, после двух дней тяжелых боев. Остатки его защитников отходили по косе Курше-Нерунг к Кенигсбергу. Когда 1156-й полк вышел к заливу, на море горел большой пароход, долго горел. В штурме города девушки не участвовали, после него пошли дальше к Кенигсбергу. В отделении их осталось человек шесть. Уже не было и Клавы Монаховой. Эту девушку товарищи любили как старшую сестру, и, когда она погибла во время немецкой контратаки, подруги потом три ночи выползали на поле — хотели непременно найти Клаву и похоронить. И наконец нашли.
