— Или как! — в один голос ответили ей Катерина с Аней. — Никаких поводов, Юль! До женского дня еще неделя. И отметим мы его по-взрослому, где-нибудь красиво посидим. А сегодня просто посплетничаем. Как тебе без работы, Кать?
— А кто сказал, что я без работы? Ее, слава богу, хватает. Просто не надо никуда идти из дома. Так это и хорошо. Я высыпаюсь, сама день свой планирую. Нет, девочки, это даже к лучшему. Авторы меня передают из рук в руки, как знамя переходящее. Так что я не горюю. Конечно, лишних денег нет, так их и не бывает лишних-то!
Пришел Авксентий и приволок с собой «почти родственницу» — Ларку, познакомить по-родственному со своей любимой женщиной. Юля с повадками пантеры произвела на Катеринину соседку большое впечатление. Правильно, Ларка ведь не рассматривала, как изменился заштатный корреспондент из «Зажопинской правды», и потому никак не ожидала увидеть рядом с ним такую красоту нечеловеческую, как Ульяша. Пока они щебетали, как старые знакомые, Аня отвела Катерину в комнату — пошептаться.
— Кать, ну как твой глухопятый?
— Ты знаешь, Ань, мне кажется, он что-то недоговаривает. Тут сказал, что скоро на выписку, но не домой, а в Москву. Вроде надо пройти какое-то обследование. Голова у него болит. Как думаешь, что может быть, а?
— Да все что угодно. Но скорее всего, последствия сотрясения. И это понятно. А в Москву — это хорошо. Во-первых, там спецы сильные в этом деле. А во-вторых, Москва — не Сибирь, поедешь к нему.
— Да, я тоже так думаю. И он уже сказал, что это реально. Так что жду, когда его перевезут.
— Счастливая ты, Катя. — Анна вздохнула и улыбнулась. — Это испытание вас так сблизит!
— Слишком высокая цена такому счастью.
* * *
Все последующие дни Васильев, как мог, избегал встреч и разговоров с Танечкой, а она, как назло, целыми днями работала. «Без выходных, что ли?» — с досадой думал Леха, видя, как она ищет его внимания к себе. Был бы Васильев-старший с ним, можно было бы как-то показывать Танечке, что Леха занят общением с братом. Но Саня Васильев улетел улаживать дела, и Леха мучался от всего происходящего. Он уходил в спортзал, где часами истязал себя, занимаясь на тренажерах. Но Танечка все-таки поймала его. Она пришла к нему в палату поздно вечером. Хорошо, что Васильев еще не лег спать и не выключил свет. Он читал при свете ночника, когда скрипнула дверь и на пороге появилась Танечка.
Она присела на край высокой кровати и взяла Леху за руку. Он аккуратно, но настойчиво освободился от ее руки.
— Таня, я хотел вам сказать… — начал он, но Танечка перебила его.
— Молчи! Я знаю, что ты скажешь. Да, я хотела этого сама. И не жалею ни о чем. — Таня говорила резко и решительно. — Но я не привыкла отступать от своего.
— От чего «своего», Таня? Я никогда не давал вам повода.
Татьяна снова перебила его:
— Я знаю все, что ты сейчас скажешь. Но для меня важнее то, что ты говорил тогда.
— Таня, вы же умная женщина! Да только анекдотов на эту тему я вам два десятка расскажу! Вы не хуже меня знаете, что мужики в тот момент говорят… Да и не говорил я вам ничего! И самое главное… — Леха Васильев помедлил, тщательно подбирая слова. — У меня ничего к вам нет. Ни-че-го! Понимаете? Как бы это ни звучало банально, мое сердце занято. Вы симпатичная, интересная. Наверно, вы замечательная хозяйка и из вас получится классная жена. Я могу только порадоваться за кого-то, кому вы будете показывать свое мастерство. Но это буду не я.
— Алексей, милый! — Танечка говорила с ним, как с ребенком. Или как с душевнобольным. — Да кто знать может, что будет?! И кто с кем будет?! Ты будешь мне говорить сейчас о том, что в Петербурге у тебя любовь. А ты уверен в том, что тебя там ждут?!
— Я не хочу говорить на эту тему, тем более с вами. — Васильев резко отвернулся к стене. — Уходите, Таня. Мы с вами хорошо общались, но на этом все.
Таня не уходила. Она тихо сидела на краю кровати и закатывала в трубочку уголок белого крахмального халата. Молчали оба. Таня не понимала Васильева. Ну не было еще такого мужика, который бы отказывался от ее тела! Она казнила себя за свой язык. Ну на фига было ляпать про любовь! Надо было приручить этого питерского медведя, сделать так, чтобы он понял, что она то, чего ему не хватает. Его любовь, Катю эту, вытравливать надо было осторожно и постепенно. А она, измученная долгим ожиданием этого момента, выложила ему все и сразу. Поспешила, конечно. А теперь попробуй снова его расположить к себе. Есть, конечно, способы. Слезы, например, или беременность, настоящая или мнимая. Но все это не сейчас. Танечка была психологом, знатоком мужской психологии. Она хорошо понимала, что сейчас не тот момент.
— Ты прости меня, — еле слышно сказала она. — Я все понимаю. Но разреши мне хотя бы по-дружески с тобой общаться?..
— Тань, да вряд ли уже получится. — Васильев повернулся к ней. — Я не смогу.
— Хорошо. Тогда позволь мне самой наладить наши дружеские отношения! — Танечка Софронова была не из тех, кто отступает.
Васильев и правда нравился ей. Но сказать, что она влюбилась в него, она могла только ему. Да и то для того, чтобы расположить его к себе. Любить Таня не умела. Вернее, умела, если было за что. И поговорка «любят не за что-то, а вопреки» была не про нее. Она как раз могла любить за что-то. И совершенно искренне считала, что права. Да если не за что любить, то зачем вообще любить? Так она рассуждала. Она была рассудительной девочкой. Страсти-мордасти и прочие безбашенные решения — это не о ней. Она считала, что во всем нужно искать полезность. А какая полезность от пустых страданий? Ну уж нет! Полюбить, так королеву… Васильев показался ей весьма перспективным мужчиной. Из обрывков разговоров Таня поняла, что у него очень приличный бизнес. Да и житье-бытье на Крайнем Севере ей давно обрыдло, хотелось пожить в столице, хотя бы в «северной» — так в последнее время Петербург называют. А любовь? Ну, что любовь?… Миллионы женщин живут и не знают, что это такое. Главное, Васильев был ей не противен. Более того, он был ей приятен. Ну не «ёкает» у нее сердце при виде его. Так и не «ёкало» никогда ни от кого! Так что в этом случае трезвый расчет — это самое лучшее, что может быть. Таня сделала ставку. И отступать не собиралась. Вот только спешка вышла ей боком. «Идиотка! — казнила она себя. — Вот теперь сиди и изображай овцу! И моли бога, чтобы этот козел снова стал тебе улыбаться».
— Мы не враги, — Васильев готов был пообещать ей все, что угодно, лишь бы она поскорее ушла. — А сейчас простите, я хочу спать.
Танечка потянулась было к нему, но он так посмотрел, что она вспомнила о своей роли.
— Да, конечно! Доброй ночи. И до завтра.
— Всего хорошего. — Леха Васильев облегченно вздохнул. Он попытался сделать это незаметно, но она увидела, уловила. Сглотнув обиду, девушка улыбнулась ему, поправила одеяло, погасила свет в палате и тихонько вышла в коридор.
* * *
