Он вылез из-под стола сам, затем помог выйти и ей. Он крепко держал Аву, пока та не выпрямилась; ее ноги едва касались пола.
– Думаю, теперь я хочу поцеловать тебя, Алексей Маноровский, – шепнула она, прильнув к его щеке, словно не могла даже представить, чтобы сейчас отстраниться от его лица.
– Думаю, я тоже, – прошептал он в ответ и приблизился губами к ее губам, так нежно, словно она была сделана из снега, который снаружи медленно и бесшумно опускался с неба.
Ава подняла заплаканное лицо. Через секунду их губы соприкоснулись, и это был лишь первый поцелуй из множества, Алекс знал это.
Он знал, потому что этот поцелуй он прочувствовал всем своим телом, до самых пальцев ног; потому что прикосновения ее пальцев, скользящих по его подбородку, казались обжигающими.
Он знал, потому что этот единственный поцелуй вызывал в нем желание одновременно смеяться и рыдать.
Это было столь опьяняющее чувство, что он страстно хотел еще, но при этом столь пугающее, что он боялся еще хоть раз ощутить что-то подобное.
Единственное, что он мог сделать, – это не говорить ей ничего прямо сейчас. Он мысленно убеждал себя, что для этого будет более подходящее время. Когда за ними не будет охотиться чокнутый иностранец, когда в их собственной стране им не будут угрожать оперативники.
Когда им не придется прятаться в засекреченном подвале под сгоревшим складом на заснеженной чужой земле. Любовь умеет ждать, в отличие от многих других 'вещей.
Ведь правда, умеет?
* * *
Когда они с Авой покинули кабинет доктора Орловой, Алекс обратил внимание на ряд одинаковых серых металлических шкафчиков для хранения документов, расположенных вдоль дальней стены комнаты.
– Что думаешь? – Он посмотрел на Аву, и та направила луч света на шкафчики. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.
– Моя мама вела подробные отчеты, – сказала она.
– У нас еще есть время?
Ава взглянула на часы.
– Четыре минуты.
Алекс пригляделся внимательнее. Ава была права; его взгляд привлекли аккуратно выведенные надписи, сделанные ее матерью. Аккуратные ряды рукописных слов, каждая буква заглавная, словно то, что находилось внутри этих ящичков, представляло чрезвычайную важность – по крайне мере, для того человека, который их подписывал. Алекс машинально двинулся по направлению к шкафчикам.
О.П.У.С.
Увидев эту надпись, Алекс замешкался. «Я сломлена». Эти слова, сказанные Авой, все еще звенели у него в ушах. Он не хотел, чтобы это стало правдой. Не сейчас. Она и так уже натерпелась, разве нет?
Ава заговорила, стоя у него за спиной.
– Нет, ты должен. Мы должны. Ведь за этим мы и пришли. – Она взялась за ручку соседней дверцы. – Обо мне не беспокойся. Что бы там ни оказалось, со мной все будет хорошо.
Не дожидаясь ответа, Ава изо всех сил потянула ручку на себя. Дверца шкафчика не двинулась с места.
– Заперто, – сказала Ава, доставая выкидной нож.
– Собираешься применить особые методы Красной Вдовы? – Алекс поднял бровь.
Ава закатила глаза и протянула ему фонарик.
– Я так и знала, что пожалею о том, что проговорилась. Дай мне две минуты.
Но хватило и одной. Ава распахнула дверцу и обвела взглядом коллекцию папок, висящих на держателях.
– Вот оно. Кажется, мы сорвали джекпот.
– Похоже на то, – сказал Алекс, качая головой. – Матерь божья.
В каждой из ведомственных папок с зелеными листами было полно графиков и диаграмм, каждая папка была подписана русским именем и пронумерована. Алекс открыл первую.
– Здесь имена подопытных, – сказал он. – Так сказано на первом листе.
Он показал пальцем на строчку. Там значилось: «ОРЛОВА, АВА АНАТОЛЬЕВНА».
– Это ведь ты, верно?
Ава кивнула.
– Моего отца звали Анатолий, значит, я – Анатольевна. Анаталия – так я, видимо, сокращала.
– Выходит, ты была частью проекта О.П.У.С., Ава.
Она побледнела.
– Список подопытных? Я была подопытной?
– Так написано в отчете, – подтвердил Алекс. – В программе доктора Орловой.
– Она ставила на мне опыты? На собственном ребенке? А она вообще знала, что я являлась частью исследования? – У Авы был такой вид, словно ей только что отвесили пощечину. На ее щеках появились два ярко-розовых пятна. – Значит, не Иван привез меня сюда. Меня никто не похищал. Я оказалась здесь, потому что она сдала меня. Она меня использовала.
Ава пыталась сдержать слезы, но не могла.
Алекс видел, как она старается держать себя в руках. Он хотел утешить ее, но не мог придумать, как это сделать. Если Ава была права, то ее мать оказалась просто чудовищем, не сумевшим защитить собственное дитя от еще более жутких чудовищ.
Даже если она ошибается – откуда им теперь это знать?
Алекс задумался.
– Твое имя на этих документах объясняет лишь одно: как тебя нашел Иван Сомодоров. – Алекс открыл другую папку. – Мы не можем ничего знать наверняка. Давай заберем это и будем отсюда выбираться. Вообще-то, я думаю, нам нужно взять столько документов, сколько мы сможем унести.
Ава кивнула и вернулась к шкафчику, хотя по ней было видно, что она еще не отошла от шока. Алекс взял ее дрожащую руку и крепко сжал.
– Эй, – сказал он. – Не накручивай себя.
Она не смотрела на него. Вместо этого она хватала папки целыми охапками, снова и снова, будто, освободив старый шкафчик, она каким-то непостижимым образом наведет порядок в собственной голове.
Алекс, смирившись, стал ей помогать.
Складывая папки, он не удержался и поискал в списке объектов собственное имя. Вряд ли он действительно ожидал его там обнаружить, но все же.
Ты не знаешь.
Ты ведь говоришь по-русски, разве нет? Это возможно.
Никто так и не смог этого объяснить.
Однако никаких Алексов Мэноров в списках не было, как и Алексеев Маноровских, и Алекс облегченно вздохнул.
К тому времени, как две пыльные картонные коробки оказались набиты под завязку, Алекс совсем перестал об этом думать.
И тут Ава наткнулась на фото.
– Стой. Это еще что? – Ава стояла перед шкафчиком, только теперь помимо собственной папки она держала в руках еще одну.
– Что там? Я не вижу. Слишком темно.
Ава направила фонарик на папку. К листку зеленой бумаги была прикреплена фотография, с которой на Алекса смотрели черные глаза, в точности как у него самого.
