— Смотри! — прошептала Гильфи. — Ты только погляди, что они делают!
Вытаращив глаза, друзья смотрели, как сотни совят молча растягиваются на земле, раскинув крылья и подставив небу грудки.
— Никогда в жизни не видел, чтобы совы так усаживались. По-моему, это больно.
— Мне кажется, они не сидят, — так же тихо возразила Гильфи. — Это называется «лежать».
— Лежать? Но лежат только звери, а не птицы, и уж точно не совы! — Сорен помолчал и добавил: — Если, конечно, они не мертвые.
Но эти совы не были мертвыми.
— Слышишь? — вздрогнул Сорен.
Небо над Сычарником внезапно затрепетало. Послышался звук приближающихся крыльев — но это был не мягкий, почти бесшумный совиный полет, а резкое кожаное щелканье. Странная песня зазвучала над Сычарником. А затем…
Чернее ночной тьмы, словно темные пятна на бархате небес, десятки тысяч летучих мышей спикировали с высоты на распростертых совят, которые призывали их своей тоскливой, заунывной песней.
К нам придите, нас лечите,
Помогите, помогите!
Излечите нас: от порчи,
Той, что крылья наши корчит
Ваши острые клыки
Нас избавят от тоски.
Заберите нашу кровь,
Что кипит и шепчет вновь,
Будоражит наши крылья,
Повергает нас в бессилье.
Успокойте наши сны,
Дайте сладость тишины.
Вылакайте страх и трепет,
Заглушите жизни лепет!
Сны, мечты и непокой
Унесите вы с собой.
Пейте жизнь, сосите кровь,
Чтоб покой вернулся вновь.
Сорен и Гильфи в немом изумлении смотрели, как крошечные вампиры спустились вниз. При помощи лап и единственного когтя на крыльях они ловко разгребли перья на груди лежащих совят и, порывшись несколько секунд, нашли нужное местечко. Потом, сверкнув острыми клыками, сделали едва заметные надрезы. Еще мгновение и над ранками замелькали узкие, изогнутые трубочкой язычки. Лежащие совята не двигались и лишь слабо вздыхали.
Сорен с Гильфи не могли оторвать глаз от этого жуткого зрелища. Номер 47-2 повернула голову в их сторону. Глаза у нее были полузакрыты, лицевой диск не выражал ничего, кроме блаженного умиротворения.
— Наверное, это ужасно больно… — еле слышно прошептал Сорен.
— Нет, это приятно, очень приятно. Тоска ушла. Ее больше нет… — голос номера 47-2 был едва различим во мраке ночи.
Сорен с Гильфи не знали, сколько продолжалось пиршество вампиров, но летучие мыши на глазах разбухали от крови. Они так объелись, что с трудом поднялись в воздух.
Луна исчезла. Серый рассвет начал просачиваться сквозь темноту, когда рукокрылые вампиры, сыто кружась, понеслись по блекнущему небосводу.
ГЛАВА XIX
Верить!
После этой кровавой ночи Сорен с Гильфи не могли думать ни о чем, кроме полета. Теперь им было ясно, почему ни один из питомцев Сант-Эголиуса не мог похвастаться гладкими блестящими перьями или густым пухом, который так украшает оперившихся совят. В нормальных условиях процесс оперения протекает без особых осложнений, но у обескровленных совят перья и пух делались слабыми и безжизненными. А вместе с перьями в них умирала тяга к полету, мечты о небе, ожидание великого счастья и жажда свободы.
Сорен и Гильфи ясно видели стоящую перед собой задачу: они должны научиться летать даже при отсутствии малейшей возможности для тренировок. В Сант-Эголиусе нельзя было ни прыгать, ни скакать, ни махать крыльями. Значит, нужно постоянно думать о небе. Нужно желудком чувствовать тягу к полету — только так можно полететь по-настоящему!
— Помнишь, что говорил мой отец? — в который раз напоминала Сорену Гильфи. — Можно тренироваться всю жизнь, но так и остаться на земле. Значит, дело не только в упражнениях. Мы должны верить в себя, и мы можем это сделать, потому что мы с тобой не лунатики!
— Лунатики мы или нет, а без перьев не полетишь, — резонно возражал Сорен. — А у меня еще не все маховые отросли, — вздыхал он.
— Отрастут, никуда не денутся! К следующему новолунию ты полностью оперишься.
— Угу. Как раз к новому визиту вампиров. Гильфи мрачно взглянула на Сорена.
— Вот почему мы должны научиться летать до следующего новолуния!
— Но я еще не готов! У меня еще не все перья выросли, — снова повторил Сорен.
— Почти все.
— Почти? Знаешь, Гильфи, почти не считается. Мне нужны все!
— Глупости! Важна вера! Вера, Сорен! — малютка-сычик произнесла это с таким жаром, что Сорен невольно попятился. — Ты умеешь чувствовать, Сорен. У тебя огромный, живой и очень чувствительный желудок. Если другие совы могут летать, значит, и ты сможешь!
Сорен недоверчиво моргнул. Разве может он сомневаться, когда такая малявка, весом не больше охапки листьев, так страстно и безоговорочно верит в его способности?
С этих пор друзья днем и ночью старались поговорить о полетах. Они во всех подробностях рассказывали друг другу, как их родители поднимались в воздух. Они спорили о правильной постановке крыльев, о заносах, о восходящих воздушных потоках, о сотнях иных хитростей, которые видели или чувствовали, наблюдая за полетом других сов.
Бродя в раздумьях по бесконечному каменному лабиринту разломов и трещин, из которых состояла территория приюта Сант-Эголиус, они знали, что единственный выход отсюда находится прямо над их головой, но он требует сложных летных маневров, тем более теперь, когда доступ к каменной скале Инкубатора для них закрыт. Где же найти для взлета подходящее место?
Совята прекрасно понимали, что для спасения им нужна высокая точка, расположенная как можно ближе к небу.
С каждым днем Гильфи все больше и больше убеждалась, что именно Библиотека может стать таким местом и что хранящийся там секрет таинственных крупинок каким-то образом поможет им спастись.
В один из необычайно теплых осенних дней Гильфи бегом вернулась в Погадник после доставки новой порции погадок. Она едва сдерживала волнение.
— Он вернулся! — шепнула она на ухо Сорену. — Бормотт вернулся! В следующую смену пойдем за погадками вместе!
Это было проще простого. Всем работникам полагался перерыв на еду, но те, кто ходил за погадками, пропускал кормежку. Неудивительно, что охотников оставаться голодными много не находилось.
Солнце поднялось на верхушку неба, когда Сорен с Гильфи остановились на полпути к Большой Трещине. Нет, они, разумеется, продолжали поднимать и опускать лапы, делая вид, что бодро шагают вместе со всеми, пока поток совят обтекал их с обеих сторон.
Сорен моргнул. Ему не нужно было поднимать глаз, чтобы чувствовать над головой клочок голубого неба. Он проходил здесь сотни раз, и каждый раз при одной мысли о близости неба чувствовал необыкновенный прилив сил. Он ощущал его с закрытыми глазами.
