Багги остановился в грязи рядом с мусорной кучей – грудой костей, арматуры, ржавого сайдинга и сломанных ботов. Я нашла большой кусок потрепанного брезента, накинула его на багги и несколько минут забрасывала его мусором, чтобы он выглядел так, будто находится здесь уже много лет, но чтобы я могла быстро разгрести все это.
Потом я прошла полмили до входа. Местность была пустынна, встречались лишь редкий кустарник и иссохшие деревца. В сезон дождей все вокруг превратится в грязевой бассейн, пронизанный сотнями троп. Но в сухом виде, как сегодня, здесь была пустошь, лишь несколько холмов разбивали монотонность пейзажа.
Из всех путей к Нике-14 Шоссе было самым очевидным. Оно представляло собой наклонную железобетонную плиту, достаточно широкую, чтобы проехал грузовик, по обеим сторонам высились стены из светлого камня. На первый взгляд здесь не было постоянного движения оттуда и туда, но внутри по всему туннелю устроили временные лагеря беженцы, которые еще не нашли постоянного дома, торговали подпольные продавцы, не имеющие собственных магазинов, а иногда какой-нибудь браконьер поглядывал на тех, кто проезжает мимо.
У меня дыра в спине и протекающая, дохлая батарея. Мне следовало избегать отчаявшихся типов, но именно они, скорее всего, и встретятся мне на пути.
В первые тридцать метров туннеля проникало достаточно солнечного света для нормальной видимости. А после этого приходилось использовать альтернативные способы освещения, пока не доберешься до развилки – нескольких лестниц, по спирали уходящих на сотни метров под землю. Там будет много света. Но до тех пор – либо инфракрасное зрение, либо ночное. Некоторые старые модели до сих пор использовали старомодные способы – фонарики или встроенные светодиоды.
У меня имелось различное оснащение, так что я решила прибегнуть ко всем способам сразу. Нужно двигаться быстро. Без солнечного света у меня остался лишь совсем небольшой заряд в резервной батарее. Слоняться вокруг мне некогда.
Триста метров по чернильной темноте, и я добралась до развилки, не встретив ни души. На стене были написаны бинарным кодом законы Ники-14. Я промчалась мимо – все равно знала наизусть.
Никакого оружия. Найденное оружие в Нике-14 приведет к немедленному отключению.
Ни один бот не должен лишать жизни другого. Любой пойманный за этим преступлением будет разобран, а его детали использованы для починки жертвы или проданы по ее воле. В случае если это невозможно, детали станут общественной собственностью и их продадут с аукциона.
Воровство запрещено и наказывается изгнанием. Если собственность невозможно вернуть, будут реквизированы твои детали аналогичной стоимости.
Любой погибающий бот, признанный силами правопорядка опасным, будет помечен и изгнан. Без исключений.
В случае вторжения деритесь. Не сдавайтесь. Не сдавайтесь. Не дайте нам погибнуть.
Добро пожаловать в Нику-14.
Из развилки вели две лестницы вниз. Одна – к веренице комнат, превращенных в магазины, окружающие широкое открытое пространство, где когда-то находился ракетный комплекс «Ника», а отсюда многочисленные лестницы-леса вели к старым металлическим вагончикам, тоже ставшим магазинами. Как в свое время люди строили торговые центры, так и мы соорудили Площадь.
Другая лестница вела к Гнезду – серии подвалов и ниш, где имеющие на это средства могли хранить товар или обустроить свой дом. Я владела полудюжиной таких подвалов во многих городах Моря, но здесь мало что хранила. В основном простые детали, которые могли у меня сломаться во время путешествия, и совсем немного дешевых запчастей для торговли. Поскольку Ника-14 не была настолько диким и беспорядочным местом, как некоторые города-государства, то и полиции в нем было мало. Удобное место для ограбления. Но здесь жил Док. А он был мне нужен. Прямо сейчас. Док держал мастерскую на Площади.
Я пробиралась по плохо освещенным уровням, по лестницам из сырого серого бетона с черными стальными перилами, пока не достигла низа. Там-то я и наткнулась на Орвала.
Не все умирающие ИИ становятся безумными. Иногда повреждение было легким, их поведение становилось лишь немного беспорядочным, странноватым, но остальные системы при этом не сгорали. Никто точно не знал, можно ли заменить отказавшие детали у Орвала Некроманта, или он просто отказывается от ремонта. Но он был психом, хотя и не в такой степени, чтобы кто-нибудь испугался, а не разорвет ли Орвал его на части или не вонзит ли молоток, услышав неверное слово.
Орвал был трудоботом С-серии, на поколение старше Вышибалы, трудобота Т-серии, которого я прикончила в торговом центре. Он был огромным, а металл покрашен вишневым с белой полосой с правой стороны груди, где имелась надпись черным шрифтом: «Городское строительство». Его глаза тонули в ярко-желтом свете, моргая, словно от встречных фар, хотя, скорее всего, проблема заключалась в замыкании в проводке. На его руках болтались на коротких кабелях части разобранных роботов – сервоприводы, пальцы и крепления, позвякивая при каждом его шаге.
Орвал воображал себя художником и целыми днями бродил по Морю, собирал металлолом из выброшенного хлама и вез его обратно в ржавой зеленой тачке, а потом складывал в огромную и все растущую кучу мусора в своей хибаре. Из этого он делал скульптуры, иногда усердно воссоздавая целого робота, деталь за деталью из ботов разных моделей, а иной раз конструировал огромных бесформенных монстров. Но он ни разу не пытался сложить робота, как положено, вернуть мертвецу сознание. Он создавал лишь марионеток, лязгающих и клацающих, когда они раскачивались в жутковатом призрачном танце. Механические люди. Мертвец снова ходил, но не оживал.
Орвал был странным типом, и я старалась держаться от него на расстоянии. Но иногда я с ним заговаривала, чтобы взглянуть, нет ли в его мусоре чего стоящего. Он обладал удивительным свойством находить самые странные и ценные детали. Разговор с Орвалом напоминал попытку беседы с самыми ранними версиями ИИ, в которых было больше искусственного, чем интеллекта. Часто он игнорировал вопросы или перескакивал на другую тему, как будто был уверен, что ты в любом случае поймешь. Он говорил загадками, а иногда просто нес какую-то чушь, ссылаясь на прежние разговоры, которые вы якобы вели. Порой он называл меня Милашкой. Никто не знал, кем была эта Милашка, да и существовала ли вообще, а Орвал бы не сказал, если бы его спросили. В конце концов, это ведь я Милашка. Но иногда, только иногда, он был более прозорлив, чем пытался казаться.
– Ну как, удачная охота? – спросил он и заморгал, наматывая кусок стальной арматуры на катушку, как мягкий провод.
– Хороший улов, плохой день, – ответила я.
– Ну, не настолько же все плохо. Ты пока еще тикаешь.
– Я сказала, что день плохой, но не самый худший.
– Пришлось кого-то прикончить, да? – спросил он, по-прежнему наматывая витки.
– С чего ты так решил?
– У тебя новые царапины. И явно не от случайного падения. Такие получаются от пули. Но не с близкого расстояния, а издалека. И ты хромаешь. Наверное, порвала сервоприводы, когда кого-то пнула.
